Версия бывшего высокопоставленного офицера Службы национальной безопасности Гургена Егиазаряна
“Почему запрос для получения экспертного заключения Вы направили в Москву через десять месяцев? И это в том случае, когда данное заключение для нас ничего не значит”, – с таким вопросом обратился через газету “Аравот” к председателю временной парламентской комиссии по изучению событий 1 марта Самвелу Никояну бывший выоскопоставленный офицер Службы национальной безопасности РА Гурген Егиазарян. Речь идет о письме, которое временная парламентская комиссия направила в МВД РФ для выяснения деталей, связанных со спецсредством “Черемуха”. По словам нашего собеседника, полученный из Москвы ответ может служить для нас дополнительным документом, но не экспертным заключением, поскольку вопросы для проведения экспертизы составляет следователь. Между тем московский эксперт не уполномочен отвечать на вопросы нашего следователя, он может лишь предоставить стандартные сведения о заводском образце. Вот что сказал по этому поводу г-н Никоян: “Еще летом, когда у нас находились американские эксперты, мы подняли вопрос о необходимости проведения экспертизы на предмет идентификации. Я попросил в случае появления такой возможности проинформировать об этом комиссию. Обратился также в посольство США с просьбой, если есть соответствующий экспериментальный центр, помочь нам провести экспертизу. То есть этим вопросом комиссия начала заниматься с лета, просто мы искали соответствующий центр. И вот кто-то из членов комиссии предложил обратиться к российским экспертам, что мы и сделали”.
Между тем Гурген Егиазарян придерживается другой точки зрения: “Трупы им нужно было иметь в таком состоянии, чтобы после эксгумации невозможно было выяснить, что произошло на самом деле. Я думаю, из “Черемухи” стреляли в упор по трупам, чтобы скрыть раны, образовавшиеся в результате применения настоящего огнестрельного оружия, а также свое намерение совершить реальные убийства. Между тем есть определенные признаки, по которым все сразу становится ясно. Например, вокруг раны не должно быть сгустков крови, поскольку при наступлении смерти кровь не свертывается, а течет”. Косвенным доказательством стремления скрыть истину Егиазарян считает то обстоятельство, что уже долгое время не решается вопрос правопреемников убитых. “Почему Самвел Никоян не поднял вопрос о присутствии при вскрытии правопреемников убитых? Орган предварительного следствия преследовал одну цель: скрыть истину, провести вскрытие и все остальные действия подальше от посторонних глаз. А мы указывали на то, что правопреемник должен иметь право со своей стороны привлечь специалиста, которому сразу станет ясно истинное положение вещей”.
Гурген Егиазарян назвал преступлением и то, что право на применение “Черемухи-7” было предоставлено человеку, не сдавшему зачет. Между тем существует порядок применения спецсредств: “Они имели право стрелять под углом в 45 градусов, а не в упор. В этом случае не должно было быть смертельныхо ранений. Как же получилось, что в результате применения неисправных спецсредств погибли 4 человека, как об этом заявил Роберт Кочарян? Кто четвертая жертва, которую так тщательно скрывают? Это тот, в чьих руках взорвался так называемый “ежик” – звуковая и световая граната, что и стало причиной его гибели”.
Возвращаясь к Самвелу Никояну, г-н Егиазарян сказал: “Я уже начал сильно сомневаться в его способности мыслить. Он не представляет, что все его выступления мы тщательно собираем и завтра-послезавтра спросим его: что за заявления ты делал?” А о чем говорил Никоян? “Вместе с несколькими похожими на него недоумками он, как базарная баба, ударяя себя в грудь и округляя глаза, просил, умолял: “Товарищи, как можно не давать следственному органу время, ему ведь нужно выяснить, что произошло…” В Армении нет ни одного человека, который бы не знал, что произошло 1 марта. Уже десять месяцев ни в чем не повинные люди сидят в тюрьме. Пусть он сейчас округлит глаза и ответит: выяснило что-нибудь предварительное следствие или нет? Да, выяснило: никто из моих товарищей не виноват, эти дела сфабрикованы. Но их не выпускают на свободу, поскольку это означало бы, что убийства берут на себя власти. А он, как базарная баба, будет сейчас бить себя в грудь и говорить: дождемся приговора суда. А я скажу так: скорее осел отметит пасху, чем суд вынесет приговор. Через год он в эфире Первого канала в слезах заявит, что вынужден был так говорить”.