заявил генерал Сейран Сароян, опровергая слухи о выстрелах, произведенных им во время встречи с учителями
— Вас знают как человека с военной биографией, героя Карабахской войны, командующего самым крупным, 4-ым корпусом. Что заставило вас оставить военную службу и заняться политикой?
— Я ушел из политики в дело создания армии. После победы в войне самой важной задачей стало становление армии — мы знали, что, усиливая армию, мы защищаем себя от внешнего врага. Сегодня в армии уже есть кому меня заменить, и я подумал: растет новое поколение, у меня есть друзья-полковники, мне будет стыдно смотреть им в глаза, потому что нельзя перекрывать им дорогу. В армии смена поколений обязательна, но во всех ситуациях только мы да мы. А ведь другие ребята тоже сражались, тоже учились в академиях. Так что смена поколений нужна везде, в том числе и в парламенте. Со дня создания парламента мы видим одних и тех же людей, которые постоянно говорят одно и то же. А вот наши соседи развиваются, внедряют новые методы, а мы остаемся у старого корыта. Может, хватить уже 20 лет слышать одно и то же? Поэтому я и решил войти в политическое поле.
— Значит Сейран Сароян хочет лично привнести в политическое поле нечто новое?
— Я хочу, используя свои силы, попытаться привести всех в поле закона, в налоговое поле. Внешняя угроза ощущается всеми, поэтому я чувствую, что сегодня мое место в парламенте. Бюджет армии нашего противника почти равен бюджету нашей страны. Мы спим и не представляем, что нас ждет завтра. Все мы знаем, что может случиться, если противник начнет войну с использованием новых видов вооружений. Но мы об этом забыли. Забыли, что можем сидеть у себя в Ереване или Эчмиадзине, а противник во своей территории применит против нас новое оружие.
— Как вам кажется, те, кто до сих пор был в парламенте, этого не понимают? Неужели нужно, чтобы пришли вы и все это им разъяснили?
— Тот, кто не работает, может недооценивать остальных, работающий — никогда. Я знаю, что и работающий человек может иметь недостатки. Я не общался с ними, чтобы иметь представление о том, как они работают. Да и времени мне не было, чтобы следить за их работой. Поэтому я подумал, что сегодня мое место скорее в парламенте, чем в армии. Вы, надеюсь, не сомневаетесь, что, если, не дай Бог, начнется война, я как солдат, а не как генерал Сейран Сароян, первым встану на защиту страны.
— На парламентских выборых Республиканская партия Армении будет защищать не члена РПА, а вас. Почему?
— Послушай, я, что, из Америки приехал? Разве я новый человек в этом государстве? Вы говорите, Республиканская партия. А чьими идеями руководствуется эта партия? Нжде, правда? Если сегодня кто-то формально повторяет мысли Нжде, а я претворял их в жизнь, защищая наши границы. Так ведь? Да, есть члены партии, которые занят только разговорами. Они говорили, а я занимался делом. Теперь один из тех, кто занимался делом, хочет придти и встать рядом с ними. Так неужели они не должны его защищать? Я оправдал себя в своей работе. Сейчас хочу попробовать свои силы в политическом поле.
— Тем не менее вы человек военный и даже своим обликом — внешностью и всем остальным — мало напоминаете гражданское лицо. Говорят, у вас есть вооруженная группа, которая охраняет вас. От кого вы защищаетесь?
— Неужели ты веришь, что я могу от кого-то защищаться? От турок… Да разве турки хотят, чтобы был такой командир, как я. То, что обо мне сегодня распространяют столько плохой информации, напоминает «холодную» войну. Мне кажется, эту войну ведут турки. Все мы знаем, что сейчас идет информационная война, и турки очень хорошо работают. Я как военный предполагаю, что негативную информацию обо мне могут распространять турки, чтобы дискредитировать генерала армянской армии. Ничего не могу сказать, наши журналисты работают профессионально. Но, публикуя ложную информацию, они тем самым содействуют туркам.
— Говорят, что личные отношения между вами и Манвелом Григоряном обострены, что они ухудшились.
— Отвечу в двух словах: Манвел — мой старший брат, мой старший товарищ, мой боевой товарищ. Между нами никогда ничего не было.
— Некоторые считают, что Эчмиадзин представляет собой сложный избирательный округ и что здесь ожидаются трудные выборы. Те, кто высказывает такое мнение, в первую очередь называют ваше имя. Говорят, что вы можете применить силу, осуществить фальсификации.
— На этот вопрос отвечу так: как только я попаду в парламент, в первом же своем выступлении заявлю о том, что парламент не место, где можно укрываться. Мы приходим сюда принимать нормальные законы для нашего государства, для нашего народа. Так давайте откажемся от депутатской неприкосновенности. Если мы это сделаем, у нас будет нормальный парламент, люди перестанут убивать друг друга из-за того, чтобы попасть в парламент. Вот тогда мы начнем писать законы в пользу народа, а не в пользу бизнеса .
— Вы верите в то, что карабахская проблема будет решена путем сдачи территорий?
— Скажу откровенно: не верьте тому, что сегодняшняя власть может отдать земли. Не верьте. Мы чужую землю не отнимали, мы освободили свою землю.
— Но ведь проблема не решается. Чем все закончится?
— Вот когда приду в парламент, тогда и посмотрим.
— Рассматриваете ли вы Сержа Саркисяна как кандидата на президента страны?
— А почему бы и нет. Он был моим руководителем, я его возможности знаю. Он внес большой вклад в дело победы страны, и никто лучше него не сможет удержать эту победу. Он будет защищать страну так, как любой человек защищал бы построенный им самим дом.
— Какое образование вы получили?
— Мой дед был учителем литературы, так что я вырос в семье учителя. Это обстоятельство предполагает особое воспитание, когда каждый твой шаг находится под контролем. Дед мой был человеком очень добрым и очень грамотным. Что касается моей учебы в Академии Генштаба РФ, то там дают не сугубо военное, а всестороннее образование.
— Говорят, на встрече с учителями вы были пьяны и позволили себе нецензурные выражения.
— Тот, кто написал об этом, сам не верит этим сведениям. Во-первых, никто бы не позволил себе напиться в новом окружении. Во-вторых, я никогда не держу при себе оружия. Все знают, что оружие бывает при мне только на границе. В свое врем журналисты спрашивали меня, почему я не держу при себе оружие. Я им объяснил: я сам по себе оружие, зачем мне еще оружие? Я вырос в семье учителя, как же я могу плохо вести себя при учителях, стрелять и т.д. Все понимают, что это — черный пиар, который никому из нас чести не делает.