С появлением этих злополучных красных линий у обочины наших тротуаров, людей начали обдирать. Я прилежно обдираюсь, выплачивая 2000 драмов рано утром в первый день каждого месяца. Я, конечно, не против оплаты за место на стоянке. Я против того, что эти выплаты идут не в городской бюджет, а в карманы конкретных и известных людей. Это оскорбительно. Каждый раз производя оплату, я утешаю себя тем, что в один прекрасный день в нашей стране восторжествует верховенство закона и мои ежемесячные 2000 драмов у этих карманников будут отобраны и направлены в бюджет общины. Как бы то ни было, я заплатил и за весь октябрь. Вследствие ошибки, допущенной сотрудницей банка, была зарегистрирована неточность одной цифры в госномере моей машины. Я обратился в мэрию откуда мне в письменном виде сообщили, что ошибка исправлена, и проблем у меня больше не будет. 30 ноября, в субботу, поздно вечером почтальон принес конверт. Открыв его, я с удивлением обнаружил, что начальник управления мэрии Мартиросян сообщает мне, что я совершил административное правонарушение – 3 октября не заплатил за парковку машины и рассмотрение дела об административном правонарушении состоится 3 декабря. Он также уведомлял, что я, при желании, могу представить письменные разъяснения и не присутствовать лично во время рассмотрения дела. Я написал мои объяснения, приложил копии квитанции о произведенной мной уплате, уведомления мэрии и в понедельник, утром 2 декабря вошел в мэрию. Сотрудница, принимающая заявления по поводу красных линий сообщила мне, что мою объяснительную она примет, но не уверена, что та дойдет до места, так как рассмотрение дела должно состояться на следующий день, а мое письмо вряд ли за день дойдет куда следует, и я, по всей вероятности, буду оштрафован. На вопрос, почему мне дается всего один день для представления письменного разъяснения, у девушки ответа не нашлось. Группа женщин в зеленых халатах украшала вестибюль в связи с Новым Годом. Человек со строгим лицом и нагрудным значком члена РПА следил за их работой и с сердитым и несколько обиженным тоном давал указания. Полицейский, прилагая огромные усилия, искал и не находил у себя в списке имена граждан, явившихся на рассмотрение дел. Стоявший рядом второй полицейский, у которого, наверное, был более гибкий ум, предложил пропустить всех наверх без списка. Мы поднялись на 7-й этаж. Все без исключения выходящие и входящие в кабинеты сотрудники имели нагрудные значки РПА. Это, наверное, в государственных учреждениях такой же обязательный атрибут, как и значок с изображением головы Ленина у 8-, 9-, 10-классников в советское время. У дверей в зал, где должно было состояться слушание дел, собралась довольно большая группа людей разного пола, возраста и рода занятий. Если бы некоторые политические деятели смогли бы на своих митингах обеспечить присутствие такого количества людей, то им точно уж было бы чем похвалиться. Две дружелюбные и симпатичные девушки начали быстро составлять списки присутствующих.
Я спросил: «Девушка, вы из мэрии?». Ответ был такой: «Нет, мы из организации». «Извините, – не понял я, – какой организации?». В ответ доброжелательная и симпатичная девушка улыбнулась. Я понял, что она из организации красных линий. Но непонятно, что они делают в мэрии, какие у них полномочия и права? Девушка не знала. В ответ на мои вопросы она улыбалась и пожимала плечами. Слушание дел началось с получасовым опозданием. Входящие внутрь выходили растерянные, жалуясь, что внутри объяснений не выслушивают. Дошла моя очередь. День мой уже пропал, и на меня снизошло буддийское спокойствие. Вошел внутрь, поздоровался, сел и начал зачитывать мою письменную объяснительную. Председатель комиссии, который был и председателем, и членом комиссии и всем вместе, и на груди которого был значок РПА, прервал меня: «Имеете основания, что уплатили?». Представил подтверждение – квитанцию об уплате и справку мэрии о том, что недоразумение, связанное с госномером, исправлено. Он кивнул головой в знак одобрения и сказал, что я могу идти, что административное делопроизводство в моем отношении будет прекращено, и я получу об этом письменное уведомление. Я вышел, сказал собравшимся о победе и в сопровождении их ревнивых и завистливых взглядов вошел в лифт. Поздно вечером, в пятницу 6 декабря зашел домой. На столе меня ждал новый конверт из мэрии. Да, дорогой читатель, ты прав, и я подумал так же, как и ты. Иного, как решения о прекращении административного производства, там не должно было быть. Открыл конверт и… Вот так-так… Это было новое уведомление о новом административном производстве, которое должно было уже состояться 10 декабря. Быстро подсчитал, впереди суббота, воскресенье, и вновь для письменного разъяснения остается всего лишь один рабочий день. Уже понятно, что в этом управлении специально выбирают день так, чтобы люди не успели ничего представить через почту. Иного выхода у меня не было, вновь пойду 10 декабря, теперь уже в окончательно украшенную в новогодние цвета мэрию, вновь поднимусь на 7-й этаж, вновь встречусь с сотрудниками со значками РПА, вновь зайду в тот же зал и вновь мне скажут – идите и ждите решения о прекращении административного производства, и вновь не исключено, что через 2-3 дня я получу конверт, сообщающий, что в моем отношении будет начато новое административное производство. И чтобы мой второй визит был действительно последним, я решил написать два письма. Одно – озаглавленное Объяснительная-2, адресованное начальнику постоянно отправляющего мне уведомления управления Мартиросяну, другое – мэру Еревана Тарону Маркаряну. Я призвал начальника управления больше не отправлять по моему адресу необоснованных уведомлений, а мэра попросил объяснить и посоветовать начальнику его управления, чтобы прислушался к моей просьбе и не отправлял мне больше необоснованных уведомлений.
С двумя заявлениями в мэрии я вошел в дверь, называемую «одно окно», где сидевший на стуле пожилой человек 70-75 лет задыхаясь в гневе кричал, что не позволит, чтобы над ним издевались и насмехались. Насколько я смог понять, сотрудница не только поиздевалась над человеком, который ей в деды годится, но даже не сожалела по поводу содеянного и свое поведение объясняла тем, что дедушка сделал замечание их сотруднице. Группа из десяти молодых сотрудников окружила пожилого человека, а он задыхался от бессилия. Никто ему даже стакана воды не предложил, не успокоил. До того как я окончательно понял, что происходит, до того как решил вмешаться, взволнованный мужчина вышел из этого, так называемого, «одного окна». Я зашел в отдел приема заявлений. Судя по количеству стульев, там должно было быть 7-8 сотрудников. Но комната была пуста. Сидел всего один человек, принимающий заявления. Наверное, остальные находились в стае, окружавшей старика. Я передал заявления. – Что это? – спросила девушка из «одного окна» и добавила, что письмо, адресованное Мартиросяну, я должен отнести и зарегистрировать в другом корпусе мэрии, так он сидит там. «Зарегистрируйте мои заявления здесь, – потребовал я. С неприкрытым недовольством и ворчанием она начала читать мои заявления. К ней подошла пожилая сотрудница. Она прекратила читать и, не стесняясь моего присутствия, начала сплетничать на ухо пожилой женщины об одном из их сотрудников. Так громко, что обрывки были слышны и мне. Завершив разговор, она продолжила чтение. «Но это касается одного и того же вопроса, – воскликнула она, будто сделала открытие, – я зарегистрирую только одно. А адресованное мэру не зарегистрирую. Хватит и одного». Я попытался объяснить, что мое право писать столько заявлений, сколько хочу и кому захочу, но эта девушка, чувствовавшая себя в «одном окне» хозяйкой, была непреклонна. Я потребовал, чтобы позвали ответственного «одного окна». Я решил перейти на язык понятный ей и ей подобным. Повысил голос, как кричавший до меня пожилой человек, но с одной разницей – он сам чуть не получил инфаркт, а я намеревался довести до инфаркта эту бестактную, чувствующую себя хозяйкой «одного окна». Почувствовав опасность, она начала живо регистрировать мое второе заявление, и вместе с этим бубнить: «Вместо того, чтобы я жаловалась, ты еще жалуешься?». Я вышел из мэрии и решил, что я должен описать эту историю. Уже на второй план отошли возбужденные против меня административные делопроизводства. На переднем плане – «одно окно» мэрии. Я очень мало общаюсь с мэрией. Точнее, и не общался, не считая нескольких заявлений, касающихся красных линий, которые получили нормальный ход, и жалоб у меня нет. Но, если это недоразумение, называемое «одним окном» мэрии, очевидцем чего я стал в полдень 9 декабря, то как же я сочувствую тем гражданам, которые вынуждены заходить туда часто.
Читайте также
Вардан АРУТЮНЯН
P.S. Пошел на заседание по административному делопроизводству. Вновь пообещали прекратить производство. Уже во второй раз. Пока не получил первого решения о прекращении и не удивлюсь, если независимо ни от чего, меня оштрафуют. Ничего, я упрусь и одержу победу в суде. Меня это уже не волнует. Меня беспокоит состояние «одного окна», дрожащего от гнева пожилого человека в этом «одном окне», которому я не смог помочь, и бестактность его сотрудницы (сотрудников). И внимание Тарона Маркаряна, уже посредством прессы, я обращаю именно на это.
