Когда прагматизм уступает «идеологии»
Леонид Брежнев, когда он еще был жизнеспособным руководителем, прислушивался к мнениям Алексея Косыгина и Николая Байбакова. Председатель Совета министров и председатель Госплана СССР не занимались пропагандой идеологии, они были специалистами, прагматиками. Косыгин даже планировал реформацию экономики, собирался приблизить систему советской экономики к «рыночной» — медленно, осторожными шагами. Однако реализоваться этим планам было не суждено, они провалились именно в силу идеологических причин.
Борис Ельцин на заре своего президентства прислушивался к советам Гайдара и Чубайса. Сегодня о всех троих рассказывают байки на тему «развала страны», однако, мне кажется, что развалившаяся страна досталась именно им, а преодолеть пропасть в два прыжка было просто невозможно — без болезненных, «шоковых» мер вопрос бы не решился. Я в курсе — вокруг этой темы спорить можно месяцами. В данном случае, важно вовсе не это. Я лишь имею ввиду, что Ельцин также прислушивался к мнению специалистов.
Владимира Путина не интересуют мнения прагматичных специалистов. Алексей Улюкаев и Герман Греф не являются ни оппозиционерами, ни «врагами народа» — они являются назначенными именно им, Путиным, чиновниками — министром по экономическому развитию и президентом Центробанка. Эти специалисты предупреждают, что экономике России грозят, мягко говоря, серьезные испытания — рубль ослабевает, нефть падает в цене. Эти совершенно очевидные для невооруженного, самого неискушенного взгляда реалии должны бы подсказать первому лицу государства, что следует пересмотреть основанную на необузданных имперских амбициях политику, что успешность восстановления Советского Союза или Российской империи равна успешности восстановления Византийской империи или арабского халифата (и в тех краях сегодня орудуют неадекватные группировки).
Читайте также
Но глава России прислушивается не к прагматичным профессионалам, а к Александру Дугину, точно так, как последняя царица России прислушивалась к Григорию Распутину. Те же туманные идеи о «душе», те же голословные утверждения о русской специфичности. Одним словом: «идеология». При этом, в отличие от советской идеологии, которая, по сути, являлась радикальной ипостасью пришедших из Европы идей о коммунизме, эта «идеология» является симбиозом неких непонятных, иррациональных утверждений. Когда государь руководствуется идеологией, а не трезвым расчетом, то счастливого финала не бывает.
Боже, храни Россию! Мы вовсе не заинтересованы в ослаблении этой страны, тем более — в ее развале. Но мы должны быть готовы к любому сценарию, мы должны обсуждать возможные сценарии, а также думать о тех «резервных аэродромах», которые можно будет применить, в случае коллапса нашей «братской» страны. Их, по сути, два — Иран и Европа.
Конечно, вступление в ЕврАзЭс существенным образом ограничило нашу способность к маневрированию. Но это — тема для отдельного разговора.
