Но могут ли они быть только экономическими?
Есть определенные внешние признаки, которые, с большой вероятностью, но, конечно, не со 100-процентной точностью показывают, чем живет данная страна. Если на улицах данной страны возвышаются трехметровые памятники и порттреты первых лиц, или если рейтинг этих лиц выше 80 процентов, то очень вероятно, что в этой стране имеется нефть, и режим тоталитарный. Если же эти циклопические образы отсутствуют, но на стенах рабочих кабинетов всех больших и малых чиновников (начиная с министров) висят фотографии первого лица, значит, режим авторитарный. Если нет памятников на улицах и фотографий в кабинетах, то очень возможно, что или страна демократическая, или движется к демократии.
Есть также и другие закономерности: повторю, не всеобщие, скорее всего – тенденции, чем четкие правила. Если цены на нефть снижаются, скажем, ниже 50 долларов за баррель, то в элите этой страны начинают говорить о реформах. Потому что в этом случае ты не можешь сидеть на нефтяной трубе и, не напрягая особо мозги, кормить своих граждан. Ты должен включить экономические механизмы. На какой основе они действуют в условиях рыночных отношений? По всей вероятности, на личной инициативе и творчестве людей.
И именно здесь лицемерное или даже искреннее желание «реформироваться» сталкивается с «жестокой реальностью». Пример Советского Союза и России самый примечательный. Можно ли демонтировать экономическую систему, зиждущуюся на нефти, не затрагивая авторитарный политический режим? Опыт Горбачева не привел к положительным результатам, по-видимому, прежде всего по той причине, что осуществленные им реформы не были глубоко продуманы и спланированы. Путин, естественно, учтет этот опыт, если вообще решит что-то менять.
Читайте также
Сейчас ясно, что Россия стоит перед такой необходимостью. Конечно, было бы идеальным, если бы руководство России задумалось об этом в то время, когда цена нефти равнялась 120 долларам. Но в тот период, вероятно, была некоторая эйфория, а у фараона не оказалось такого советника, как Иосиф, который надоумил бы, что за 12 щедрыми годами последует «скудный» период такой же продолжительности. Но, в отличие от Древнего Египта, сегодня мало хранить деньги «в чулке», они должны «работать», вкладываться в развитие технологий, чего в России не было сделано по многим, в том числе и субъективным причинам.
Сегодня работающие с Кремлем экономисты — Греф, Кудрин, Улюкаев, принимая, что в войне за технологии их страна потерпела очередное фиаско, тем не менее советуют хотя бы сейчас, когда цена на нефть ниже 30 долларов, изменить экономическую политику. Экономисты, конечно, правы, но решение должен принимать Путин. И здесь вновь возникает тот же вопрос: а возможно ли реформировать экономику, не меняя политический режим, не создавая более открытую политическую систему? Не угрожает ли смена режима самому Путину? В конце концов, кроме всего прочего, есть и другой вопрос: готово ли общество к таким переменам, общество, которое на протяжении лет «проедало нефтяные деньги»?
Есть ли в России альтернатива реформам? Конечно, есть. Необоснованные имперские притязания, производство, продажа и поставки оружия, провоцирование локальных войн и участие в них. Это, безусловно, не улучшит экономическое положение России, потому что означает распыление имеющихся скудных средств, но никак не технологический прогресс. Но такая «альтернатива» поднимает военно-патриотический дух народа: мы голодаем, но вооружены, потому что окружены врагами.
Одним словом, согласно одному из законов Мэрфи: нет такой ситуации, которую нельзя ухудшить.
АРАМ АБРААМЯН
Газета «Аравот» 19.01.2016
