Радио Свобода. В четверг российские дальние бомбардировщики Ту-22М3 и фронтовые бомбардировщики Су-34 нанесли очередной удар по объектам группировки «Исламское государство» в Сирии, взлетев с аэродромов базирования и в России, и в Иране. США заявляют, что использование российской авиацией военной базы на иранской территории может противоречить резолюции ООН, регулирующей ядерную сделку международного сообщества с Ираном.
Согласно официальному сообщению Министерства обороны России, в результате авиаудара 18 августа были уничтожены пять крупных складов с вооружением, боеприпасами и горюче-смазочными материалами. Поражены шесть командных пунктов, уничтожено большое количество боевиков, артиллерийских позиций и бронированной техники террористов.
О том, что российские бомбардировщики стали использовать для своих полетов базу Хамадан в Иране, стало известно 16 августа. В тот же день оттуда был нанесен удар по позициям «Исламского государства» и другой запрещенной в России организации, «Фронт ан-Нусра». США высказали «сожаление, но не удивление» по поводу подобного сотрудничества Москвы и Тегерана. Представитель Госдепартамента США Марк Тонер сообщил, что Москва проинформировала Вашингтон о предстоящем использовании базы Хамадан. По его словам, Соединенные Штаты будут внимательно следить, нарушают ли действия России и Ирана резолюцию №2231, которая регулирует порядок осуществления ядерной сделки международного сообщества с Ираном. В ответ глава МИД России Сергей Лавров заявил, что ни продажи, ни передачи военных самолетов Ирану, которые запрещает резолюция, не происходило.
Очередной поворот в российской военной кампании в Сирии комментирует специалист по Ирану, внештатный сотрудник британского аналитического центра Chatham House, преподаватель Европейского университета в Петербурге Николай Кожанов:
Читайте также
– Почему именно сейчас достигнута договоренность об использовании базы в Иране для перелетов российских бомбардировщиков? Ведь российская военная кампания в Сирии продолжается уже давно.
– Тут сыграл целый ряд факторов, которые действуют как с российской, так и с иранской стороны. Самое главное – это, конечно же, ситуация в Алеппо, вообще ситуация в Сирии. Потому что бой за этот город имеет определяющее значение если не для всей сирийской кампании, то, по крайней мере, для исходных позиций сторон грядущих межсирийских переговоров, которые, я думаю, неизбежно рано или поздно состоятся. Естественно, что Москва и Тегеран хотели бы видеть Башара Асада максимально сильным, а добиться этого можно, только обеспечив его победу в Алеппо. Но ситуация на земле развивается пока в неопределенном направлении. Сирийская армия и ее союзники явно наступают не так активно и эффективно, как хотелось бы Ирану и России. Оппозиция активно сопротивляется. Положение на других участках фронта очень напряженное.
Иран, для которых война за Сирию – это фактически война за доминирование в регионе, за право диктовать свои взгляды на Ближнем Востоке, уже бросил в Сирию, наверное, практически все возможные для него ресурсы. При этом в корне изменить ситуацию не получается. В итоге Иран пытается задействовать какие-то альтернативные, дополнительные меры. Увеличение интенсивности вылетов российской авиации играет на руку иранцам. По большому счету, с их стороны это был шаг определенной безысходности. Потому что, конечно, ввод иностранных войск на иранскую территорию – явление беспрецедентное. С 1979 года иранцы закрепили законодательно, что ни одна страна не может использовать их территорию для проведения военных операций. Нарушение этого принципа идеологии, одного из ключевых, показывает, что просто в Сирии они загнаны в угол.
– Есть ли кто-то в Иране, кто выступает резко против такого нарушения государственной идеологии?
– Здесь опять все очень непросто. В Иране нет белого и черного. Иранцы в безвыходных ситуациях имеют привычку идеологию менять. Яркий пример – ирано-иракская война, которая изначально декларировалась как «война до победного конца». Но когда аятолла Хомейни осознал, что в принципе ресурсов нет, что Иран оказался на грани нового социального взрыва, он записал в своих дневниках, что «готов выпить чашу с ядом, но пойти на перемирие». Сейчас ситуация не настолько тяжелая, но требующая пересмотра определенных подходов. Это с одной стороны. С другой стороны, в Иране возникло разочарование результатами ядерной сделки. Иранцы, и в первую очередь либеральная часть их общества, рассчитывали, что подписание документа немедленно приведет к реинтеграции Ирана в международное сообщество, облегчит экономическую ситуацию в стране. Ничего этого не произошло. Ослабли позиции как раз тех реформаторских сил, которые выступали за более активный диалог с Западом, более острожный диалог с Россией.
Этим полностью воспользовались консервативные круги, которые явно чувствуют себя очень вольготно. И судя по реакции прессы, им удалось объяснить электорату, что размещение российских войск – это в интересах Ирана. Более того, Россия подыграла Ирану, чтобы показать, что это не база, это не полноценное размещение. Все это назвали «временным использованием для нужд дозаправки». Хотя на самом деле, судя по тем данным, которые поступают, присутствие российского персонала хотя бы для обеспечения этой авиации имеет место.
– Можно ли определить, нарушает ли размещение российских бомбардировщиков на базе в Иране условия ядерной сделки?
– Однозначные оценки делать еще рано. Просто недостаточно информации. Та информация, что поступает из официальных российских и иранских источников, очень скудна и искажена требованиями пропаганды – чтобы «продать» ее иранской публике. Того, что приходит по неофициальным каналам, недостаточно, чтобы делать выводы. Если речь идет просто об использовании именно аэродрома Хамадан, как обещают в Кремле, то технически нарушений нет. Но предполагать можно всякое. Мы не знаем, что пообещали в Москве Тегерану взамен. Иранцы никогда ничего не делают бесплатно. Наличие такой базы, естественно, может быть использовано для неофициальной военно-технической помощи Ирану. Кроме того, для России использование иранского аэродрома – это такая своеобразная демонстрация на будущее иранцам: вот возможности продукции российского ВПК. Естественно, долгосрочные последствия для военно-технического сотрудничества между двумя странами это решение об использовании базы будет иметь.
– Вы упомянули о том, что битва за Сирию – это битва за влияние Ирана в ближневосточном регионе. И в этой битве, насколько я понимаю, прежде всего, Ирану противостоит Турция, с которой сейчас в России стремительно налаживаются отношения после известных событий, связанных со сбитым бомбардировщиком. Как Турция может отнестись к подобного рода сотрудничеству?
– Я не соглашусь с тем, что основным оппонентом в этой битве за Сирию выступает Турция. Скорее, для Ирана Турция из противостоящих ей сторон всегда была наименьшим злом. И несмотря на все имеющиеся противоречия по Сирии, Иран с Анкарой старались сохранить хорошие отношения, в том числе и во имя экономической выгоды, чего не сделало российское руководство, когда истерично разорвало отношения после гибели Су-24. Главным противником Тегерана больше выступали в первую очередь арабские страны Персидского залива. Опять же традиционно обвинялись Израиль, США. Иранцы надеются перетянуть Анкару на свою сторону. Поэтому я думаю, что на фоне прошедших встреч между турецкими и российскими чиновниками в Санкт-Петербурге, на фоне встреч, прошедших в Тегеране, между иранской и турецкой сторонами, мы увидим определенное смягчение позиции Анкары в отношении того, что делают Тегеран и Москва в ближневосточном регионе, – полагает специалист по Ирану Николай Кожанов.
