Крым и Нагорный Карабах – это две разные истории: первый посол Украины в Армении Олександр Божко

Армянский язык – единствeнный язык в мирe, в котором нaзвaниe Библии имeeт прямоe дословноe отношeниe к Богу. «Библия» по-армянски звучит как «Aствaцaшунч» – дословно «Божье дыхание». Украинский поэт, публицист, лингвист, переводчик, дипломат, бывший посол Украины в Армении Олександр Божко, переведший на украинский язык массу армянских текстов – от древних рукописей до современной литературы, – комментирует это. Он считает, что главный пласт лексики в армянском имеет отношение к любви.

Господин Божко дал интервью журналисту радиостанции Эхо Кавказа Катерине Прокофьевой. Публикацию под заголовком «Любовь, Армения и камни» представляем без сокращений:

Катерина Прокофьева: Я бы хотела вас расспросить про армянский язык. Могли бы вы мне его описать: какой языковой пласт наиболее представлен? Наверное, такой языковой пласт будет связан с религией, поскольку классический древнеармянский сформировался в основном благодаря армянскому духовенству. Я правильно понимаю?

Олександр Божко: Если мы говорим «армянский язык», то подразумеваем несколько языков: во-первых, это западноармянский язык, восточноармянский литературный язык, есть еще древнеармянский язык – литературный грабар, есть множество диалектов. Огромная разница между литературным языком и разговорным, который постоянно слышишь. Есть слова, которые заимствованы из турецкого языка, а также из русского. Больше всего синонимов, обозначений в отношении любви, когда речь идет об отношениях между юношей и девушкой, пришли из древнеармянского языка, также множество заимствований из турецкого и персидского языков. Это все воспринимается очень естественно в народных песнях, т.н. ашугских.

Катерина Прокофьева: Это очень трогательно, что вы говорите о любви, о той лексике, которая в армянском для этого есть, потому что подобное мне доводилось слышать только в беседе с арабскими поэтами – они такой пласт регулярно подчеркивают. Мы сейчас говорили о том, какой большой разброс: грабар и два направления в современном языке – западное и восточное. По какому принципу вы отбирали, что именно переводить, ведь в ваших переводах есть и древнеармянские рукописи, и армянские сказки, и современная литература?

Олександр Божко: Знаете, жизнь подсказывала. Во-первых, конечно, прежде всего меня интересовали современная армянская литература и те лучшие образцы, которые были в то время, потому что я начал переводить в начале 70-х годов. Я влюбился в Гранта Матевосяна, в его прозу. Первые мои переводы были именно из его рассказов, опубликованных в различных украинских журналах, а потом вышли отдельной книгой. Если мы говорим о лексике современного армянского языка, – это лексика современного в то время армянского села, где был колхоз, председатель, где люди, с одной стороны, читали Туманяна, с другой – слушали советское радио, и поэтому это был тоже своеобразный сленг.

Для меня, прежде всего, было удивительным явлением язык Гранта Матевосяна – очень яркий, красочный, где передается не только характер человека, но и интонация, с помощью которой они общались. В армянском языке большое значение имеет интонация, поэтому при переводе всегда надо стараться передать не только смысл, но и интонацию, которую, между прочим, армяне могут передать и без слов – есть у них такой язык жестов, пальцев, мимики. Поэтому этот момент также было важно подчеркнуть через средства украинского языка. Если брать славянские языки, то у нас очень разработана система суффиксов, и с помощью других изобразительных средств нашего языка можно передать эту живую речь армянского села того времени.

Для меня интересно также было то, как меня воспринимали: как носителя другого языка, который пытается овладеть армянским языком. Скажем, абсолютно не воспринимали мой литературный язык. Когда я заходил в магазин и старался произнести заученную фразу: «Дайте, пожалуйста, мне колбасу», говорят: «Скажи колбаса, какой еще «ершик»?», а «ершик» – это, так сказать, настоящее армянское слово. Это все я воспринимал как данность, которая существует в мире армянского языка, в мире армянства, в общем-то. Скажем, когда речь идет о западноармянском языке, там есть другие моменты, которые также существуют и в обыденном разговоре. И это все надо воспринимать нормально, потому что природа создавала армянский язык на протяжении тысячелетий, столетий, и вот таким он пришел к нам, и надо его воспринимать именно таким, какой он есть. Хотя в армянском языке, среди армяноведов всегда были свои пуристы, которые отстаивали свои теории в отношении чистоты языка.

Я помню один случай, который произошел со мной: я в то время учился в заочной аспирантуре в Институте литературы Академии наук Армении, и я поехал из Киева туда сдавать экзамен. Так получилось, что я неделю жил у своего друга – радиожурналиста, а он жил в т.н. Третьем районе Еревана – Ерорд масс, и там был особый жаргон, поневоле я как-то подпал под его влияние. Я читал, штудировал тексты, которые мне необходимы, изучал историю, готовился к сдаче экзамена по истории армянской литературы. Прихожу в Институт литературы, и мне попался билет о творчестве Микаэла Налбандяна – вторая половина XIX столетия, кстати, он автор гимна Армении. И, когда я начал отвечать, я все правильно отвечал, но смотрю — профессору что-то не нравится, он как-то хмурится, но в конце он сказал: «Ты все правильно сказал, но запомни одну вещь: если бы у тебя принимал зачет Микаэл Налбандян, то он бы тебе зачет не поставил». Т.е. влиянием этого сленга Третьего участка отражалось в моем разговоре.

Но это также характеризует сегодняшнее состояние армянского языка. Даже среди тех людей, которые говорят на сленге, все равно есть такое особое, почтительное отношение к армянскому языку. Я помню, как однажды случайно познакомился с сапожником, и когда он узнал, что я изучаю армянский язык, он говорит: «А ну, как будет по-армянски «целовать»?» Я ответил. Он меня поправил, и с таким изяществом старался произнести это слово, и чувствовалось, что он гордится литературным языком, на котором он, по существу, не общался – он общался на сленге.

Катерина Прокофьева: Ну, а к вам, как к переводчику: образы, о которых вы говорите, этот ритм и мелодика, особенности, – они переносимы на украинский язык без потерь или все-таки многое теряется?

Олександр Божко: Безусловно, что-то теряется. Но, как мне кажется, все-таки я смог передать и ритмику, и то чувство, и ту мысль, которая была заложена Туманяном в его бессмертном четверостишье. Например, известен такой факт, что на армянском языке известное стихотворение Шевченко «Завещание» переведено двенадцать раз – есть 12 авторов-переводчиков. Конечно, в каждом переводе есть что-то свое, что-то особенное. Также есть армянская поэзия, которая по нескольку раз переведена – и на украинский, и на другие языки, – и это закономерно.

Катерина Прокофьева: Ходит очень много легенд об армянском алфавите: мол, сумма номеров букв равна порядковому номеру в таблице Менделеева, и какое-то там чудо связывает Маштоца и Менделеева. Кроме того, в нем вроде как закодированы какие-то факты о человеческом организме. Вы можете это как-то подтвердить?

Олександр Божко: Да, я тоже об этом читал. Ну, что я могу сказать? Во-первых, это один из красивейших алфавитов, которые существуют в мире. Я просто восхищен гениальностью Месропа Маштоца, его учеников, которые смогли не только передать все богатство фонетики армянского языка. Ведь смотрите, это четвертое столетие, пятое столетие – это Золотой век армянской историографии. Этот алфавит, на котором создавались те сокровища поэзии и историографии, употребим и сейчас, без каких-то особых изменений. Это просто гениальность, потому что найти алфавит, который смог бы передать все богатство, фонетику языка – это одно, но, с другой стороны, дать такие начертания, которые бы вошли и передавались от поколения к поколению. Более того, каждое поколение старалось найти свой стиль написания – буквы те же, но стиль написания значительно изменялся. Такое творческое начало, которое заложено в армянском алфавите, просто удивляет.

Поначалу, конечно, трудно запомнить, но я помню, когда начал изучать, то придумал для себя такой алгоритм, и буквально за два вечера я смог овладеть красивейшим алфавитом армянского народа, и очень горд тем, что я могу читать. Кстати, когда я работал послом в Армении, то пригласил преподавателя армянского языка, для того чтобы он научил азам армянского языка наших дипломатов, потому что, когда ты выходишь в город, видишь надписи, вывески, когда ты заходишь в поликлинику, тебе тоже надо обратиться. И ты должен прочитать, понять, куда ты идешь и куда ты попадешь, чтобы не вышло так, что шел к терапевту, а попал к психиатру. Поэтому мы начали коллективно в посольстве изучать азы армянского языка. Как мне рассказывал наш преподаватель, после нас он обратился к российскому посольству и попросил, чтобы его взяли преподавателем, на что они говорят: «А зачем? Все в Ереване понимают русский язык, и нам не так уж это и необходимо». Он говорит: «Так вот в украинском посольстве же изучают», на что был ответ: «Так они же националисты». Это было начало 90-х годов. Так что вот, существует такое отношение к изучению языков.

Катерина Прокофьева: Вы же работали над «Антологией современной армянской прозы», можете перечислить самых значимых на сегодняшний день армянских писателей – как из страны, так и из диаспоры, – которые задают тон современной литературе? Потому что я, как человек со стороны, например, смогла вспомнить только два имени – Григора Беледяна и Гургена Ханджяна.

Олександр Божко: Вы знаете, я однолюб, и я очень влюблен в армянскую литературу 60-70-х годов. Это мое поколение, я вырастал вместе с ними как переводчик, и считаю, что есть такие периоды в любой литературе, скажем, тот же Серебряный век в русской литературе. У нас это 30-е годы, в которые был толчок к развитию современной украинской литературы – большинство из них, к сожалению, закончили свою жизнь на Соловках или в Сибири. Если мы говорим об армянской литературе, – это 60-е годы, это целая плеяда прозаиков – и Абиг Авакян, и Зорайр Халафян, и Грант Матевосян, и многие другие. Я горжусь, что дал жизнь этому поколению армянских писателей. Конечно, я стараюсь следить за развитием армянской литературы, и Гурген Ханджян – это мой друг, он мне нравится как писатель, новеллист. Когда приезжаю в Ереван, всегда его спрашиваю, что нового, и мы идем с ним и смотрим то или иное представление – то в драматическом, то в Театре Сундукяна.

Катерина Прокофьева: А что вообще определило вашу любовь к Армении, почему именно Армения, с чего все это началось?

Олександр Божко: Была такая, довольно смелая инициатива в 60-х годах в Киевском университете – обмен студентами с университетами, как тогда говорили, братских республик бывшего Советского Союза. Из Киевского университета, когда речь идет о Кавказе, направлялись в Тбилиси, Ереван, Баку, в Центральную или Среднюю Азию молодые люди с первого, второго курса, чтобы они могли изучать язык той или иной страны для того, чтобы потом можно было переводить непосредственно с оригинала. Я сейчас размышляю над тем, что это была довольно смелая инициатива, поскольку тогда уже Коммунистическая партия заявляла, что наконец-то существует такая историческая общность, как советский народ, и вдруг тут такое увлечение именно языком того или иного народа. Это дало толчок развитию переводческой литературы в Украине, и на сегодняшний момент мы переводим только с оригинала, и это касается не только бывших советских республик, но и любой мировой литературы.

Для меня, конечно, это было событием, поскольку Армения – это страна с громаднейшей цивилизацией, страна, которая первой приняла христианство как государственную религию, которая создала на протяжении столетий сокровищницы духовной мысли, литературы. Я считаю, что мне очень повезло. Поэтому, когда я приехал туда, полностью окунулся в эту армянскую стихию. Более того, я начал овладевал также и грабаром, древнеармянским языком, поскольку в Украине на протяжении столетий – где-то с XII столетия – были армянские колонии, которые оставили после себя письменные исторические памятники, и их, безусловно, надо было переводить. Большинство, к сожалению, еще не переведено – это громаднейшая работа, которая требует также и средств, потому что такая литература не всегда имеет государственную поддержку, и трудно найти спонсоров.

Но я рад, что смог перевести «Каменецкую летопись», которая была написана в XVI-XVII столетии в Каменец-Подольском, которая отражает события, происходившие на тех землях. Кроме того, мне, как армяноведу, она дала много информации о той эпохе, о тех людях, которые жили, их нравах, взаимоотношениях тех народов, которые общались: поляки, украинцы, армяне, евреи, немцы, литовцы и т.д. Это все очень интересно, и я просто получал громаднейшее удовольствие от общения с летописью и, конечно, большую ответственность, поскольку также существовало такое явление, как сленг, разговорный язык. Эти элементы часто бывают заимствованы из другого языка, и понять, из какого языка, поскольку звучание и написание претерпевают изменения, и достичь точного перевода – это довольно кропотливая работа, надо рыться в словарях и общаться со специалистами тех или иных языков. Но, во всяком случае, мне очень приятно, что для меня, как для армяноведа и специалиста древнеармянского языка, тоже есть работа. Кстати, я перевел повесть о Хотинской войне 1621 года, которая написана на древнеармянском языке. Это была великая битва, где объединенные силы казаков, поляков, литовцев остановили нашествие османов на Европу.

Катерина Прокофьева: Вы упомянули свою работу послом, и я не могу не спросить: как вы видите сейчас развитие украино-армянских отношений, в какой они точке, если сравнивать с периодом вашей работы послом? И самый болезненный вопрос: почему Украина не признала геноцид армян, а Армения – голодомор украинцев геноцидом, – причина этого в исторических спорах или политических?

Олександр Божко: Я считаю, что здесь есть политический момент. Вы сказали, на какой точке находятся отношения. К сожалению, наши отношения сейчас находятся на точке замерзания. Я вам приведу пример: когда я уезжал из Армении, товарооборот между Украиной и Арменией был примерно 320 миллионов долларов, сейчас порядка 30 миллионов. Разница ощутимая. Точкой, откуда пошли вспять, к сожалению, наши отношения, является российская агрессия, захват Крыма и признание, по существу, Арменией этой агрессии. Во время голосования в ООН Армения поддержала Россию, хотя могла просто занять нейтральную позицию, воздержаться. Тем более, я, как посол, знаю, сколько Украина сделала для увековечения армянского присутствия в Крыму. Мы потратили громадные средства на реставрацию храма Сурб Хач – это древний монастырь. Когда отмечали его 650-летие, провели туда дороги, вложили громадные средства. Я помню, когда армянский скульптор ваял памятник братьям Айвазовским в Симферополе, он позвонил мне и говорит: «Пожалуйста, помоги мне добыть средства». Я обращался к председателю Совета министров Крыма и говорил: «Пожалуйста, переведите средства, оплатите ему, чтобы он мог продолжить и закончить свою работу». И таких примеров можно приводить очень много. Поэтому для меня было очень болезненно, когда Армения заняла такую позицию, поскольку она же понимала, что это откровенное нарушение международных договоров, это силовой захват чужой территории. Она сама прошла через это.

Катерина Прокофьева: Я как раз хотела спросить: принято ли сравнивать случаи Крыма и Нагорного Карабаха или об этом стараются умалчивать?

Олександр Божко: Дело в том, что Крым и Нагорный Карабах – это две разные истории. Мы знаем, что в Нагорном Карабахе испокон веков жили армяне. В Крыму история значительно другая: исконный народ, который жил в Крыму, – это крымские татары. Этот народ пережил ту трагедию, которую пережили и армяне, когда их изгнали из Западной Армении, и такое непонимание этих нюансов, конечно, меня смущало. Сейчас я стараюсь, чтобы эти связи все-таки возобновились. Я часто приезжаю в Армению, стараюсь выступать на телевидении, радио, говорить о тех вещах, которые нас объединяют, говорить о том, насколько важно для наших народов, которые имеют очень много общего и в своей судьбе, и исторически они связаны на протяжении столетий, чтобы они не порывали этих связей, чтобы были приложены все усилия для того, чтобы мы пошли дальше, глядя в будущее, а не оглядываясь назад. Я считаю, что наша дорога ведет все-таки к европейскому сообществу. Армянский народ в основной массе, если брать историю и литературу, – это народ, который принадлежит к европейской цивилизации. Поэтому я считаю, что эта цель должна нас объединять, помогать нам двигаться вперед и решать те проблемы, которые сейчас есть и в Армении, и в Украине.