Кремль не хочет оказаться участником надвигающегося конфликта Ирана, Израиля и Саудовской Аравии, но избежать этого будет нелегко, считает ведущий программ телеканала «Дождь» Константин Эггерт. Комментарий российского журналиста для Deutsche Welle.
Константин Эггерт
Как рассказывали мне дипломаты, году в 2010-м Владимир Путин попросил Авигдора Либермана, тогдашнего министра иностранных дел Израиля, объяснить ему, кто такие друзы и какое отношение они имеют (или не имеют) к суннитам и шиитам. Российский лидер тогда мало знал о Ближнем Востоке и несильно им интересовался.
Сегодня заголовок РБК «Путин, Эрдоган и Роухани договорились о будущем Сирии» выглядит лишь небольшим преувеличением. Переговоры лидеров трех стран-союзниц продемонстрировали — семь лет спустя Путин чувствует себя экспертом по Ближнему Востоку и победителем в сирийской войне.
«Бомбовый кратер на месте Тегерана«
С помощью Москвы сирийский диктатор Башар Асад всего за год увеличил зону, которую контролирует, с девятнадцати процентов сирийской территории до более чем пятидесяти. Его войска удерживают десять из четырнадцати провинциальных столиц.
Оппозиция расколота, и собрать ее воедино почти невозможно. Соединенные Штаты больше не настаивают на немедленной отставке сирийского президента. Однако одновременно администрация Трампа обещает не уходить из Сирии и создать на севере страны альтернативные власти в Дамаске структуры. В Саудовской Аравии, стране, остающейся главным спонсором антиасадовских сил, — политический кризис.
На любых переговорах Асад может рассчитывать минимум на сохранение власти до 2021 года, когда в Сирии должны пройти очередные президентские выборы. Точнее, «выборы», потому что никакого демократического процесса в условиях нынешнего режима быть не может. Но Путина вполне устраивает горизонт в два-три года. Это максимум на что в этой ситуации можно рассчитывать.
Успех Кремля (возможно, временный, как чаще всего бывает на Ближнем Востоке) удивил многих, включая автора этих строк. Удача Москвы — прежде всего следствие слабости Соединенных Штатов, которые при Бараке Обаме фактически ушли из региона. Путин — оппортунист, мастер заполнения политического вакуума. Он логически развил и претворил в жизнь концепцию Евгения Примакова о стратегическом сотрудничестве с Ираном.
Говорят, ныне покойный разведчик, министр и премьер считал, что России иранская ядерная программа совершенно не угрожает, потому что, если бы правительству фундаменталистов пришло в голову вступить в конфронтацию с Москвой, на месте Тегерана был бы один большой кратер от взрыва. Зато стойко антиамериканский режим, нацеленный на борьбу с Вашингтоном, полностью соответствует интересам Кремля — создавать максимум проблем для ненавидимых им американцев.
Путин и мечта Хомейни
За три года Кремль помог тегеранским муллам реализовать мечту аятоллы Хомейни — создать подконтрольный Тегерану регион от Багдада до Бейрута. Алавитский режим Асада — ключевой элемент иранской сферы влияния. После фактического захвата власти в Ливане в этом месяце агентурой Тегерана — исламистской организацией «Хезболлах», Иран может говорить о большой геополитической победе.
Так почему же, принимая Асада в Сочи 21 ноября, Путин вдруг объявил о скором завершении военной фазы сирийской операции и пообещал, что в Сирии останутся только те военные, которые нужны для обеспечения работы и охраны баз в Тартусе и Латакии? Президент России не в первый раз объявляет о сокращении контингента. Состоится ли обещанный вывод войск на самом деле, неясно. Ведь сирийская армия без массированной российской поддержки с воздуха не очень эффективна.
Но, мне кажется, Путин действительно хочет уменьшить российскую роль в регионе, чтобы не оказаться в эпицентре надвигающегося столкновения между Саудовской Аравией и Ираном, причем с возможным участием Израиля на стороне Эр-Рияда. Связи двух стран крепнут. При новом фактическом правителе королевства, наследном принце Мухаммеде бен Сальмане, настроенном резко антиирански, стали поговаривать о возможности установления официальных отношений с Израилем. Саудовцы и израильтяне не скрывают, что считают иранский режим экзистенциальной угрозой.
В Москве не хотят занимать чью-либо сторону в этом противостоянии, но и Асада бросить не могут. Ведь сохранение его у власти — главный символ победы Кремля и превращения Путина в неформального лидера международной антиамериканской коалиции авторитарных режимов. Именно поэтому Путин стал первым в истории главой российского государства, принявшим в Москве саудовского короля. Кремль хочет улучшения отношений с саудовцами до того, как США «вернутся» на Ближний Восток и вместе с израильтянами и саудовцами захотят бросить вызов Ирану.
Выборы-2018 и Сирия
Есть и внутренние причины для объявления о завершении операции в Сирии, даже если на самом деле она от завершения далека. Во-первых, перед так называемыми «президентскими выборами» в России необходимость объявить о «победе» выросла. Во-вторых, государственные финансы не в лучшем состоянии, и деньги лучше сэкономить. В-третьих, Путин концентрирует внимание на других направлениях — Украина, противостояние надвигающимся новым санкциям и удержание полного политического контроля собственно над Россией.
Путин хочет уйти с сирийской сцены непобежденным. Однако никакого политического урегулирования в Сирии не будет, и гражданская война может вновь вспыхнуть там в любой момент. Или при поддержке американцев объявят о создании собственного государства курды. Или агрессивные действия Ирана подтолкнут к решительным мерам Израиль. Связав себя с тегеранским режимом, Кремль должен будет разделить с ним не только победы, но и трудности. Встреча в Сочи — не точка, а запятая в истории ближневосточной политики Москвы.
Фото — Deutsche Welle