Пока между Россией и Западом сохраняется это глубоко укоренившееся недоверие и представление о том, что противоположная сторона стремится уничтожить оппонента, возможности для сотрудничества будут ограничены, а кооперация на глобальном уровне – ситуативной. Об этом в статье «Три уровня конфронтации. Где Россия и Запад могут сотрудничать, а где – нет», опубликованной 16 февраля на сайте Московского Центра Карнеги, пишет специальный советник Верховного комиссара ЕС по внешней политике и безопасности Федерики Могерини — Натали Точчи, и далее продолжает:
Натали Точчи (Nathalie
Tocci). Фото — ТАСС
Конфронтация между Евросоюзом и Россией разворачивается сразу на трех уровнях: внутриполитическом, региональном и глобальном. Но подходы сторон на каждом из них принципиально отличаются, поэтому Россия и Запад вполне могут сотрудничать на глобальном уровне, но это вряд ли получится у них в пространстве общего соседства, и тем более никакая кооперация невозможна там, где конфронтация затрагивает внутренние дела.
Идеологические расхождения между Россией и ЕС обозначены довольно четко. Евросоюз и (почти все) входящие в него страны глубоко убеждены, что политическая система устойчива лишь в той степени, в какой она обеспечивает верховенство права, свободу, возможности политического участия, процветание и безопасность своих граждан. В путинской России столь же глубоко убеждены, что постмодернистская идея наднационального управления оказалась химерой и что мир наконец очнулся и осознал реальность: в ней действуют националистически настроенные государства, исходящие из консервативных социальных и политических ценностей.
Евросоюз и Россия выступают друг для друга идеологическими «другими» так, что крах оппонента должен подтвердить верность собственных идейных установок. В России кризис еврозоны, так называемый миграционный кризис, референдум по выходу Британии из ЕС и каталонский сепаратизм подаются как окончательные доказательства того, что Евросоюз с его наднациональными институтами и либеральными ценностями необратимо катится к распаду. Но и западные СМИ слишком охотно хватаются за мельчайшие проявления политического недовольства в России и представляют их как признаки скорого падения режима, который, как считается, работает на пределе экономических и политических возможностей и вот-вот обанкротится.
Большинство россиян изо всех сил заверяют, что не хотели бы распада Евросоюза, как и большинство граждан ЕС категорически отрицают, что хотели бы смены режима в России. Но в политическом анализе прогнозы слишком часто перемешиваются с желаниями. Обе стороны ошибаются: хотя мы и не достигли кантианского конца истории, не стоит ждать и возвращения гоббсовского мира противоборствующих национальных государств. Осмелюсь сказать, что именно гибридные формы уготовило нам будущее.
Если различия между политическими моделями и расхождения во взглядах на мир, видимо, сохранятся и в дальнейшем, означает ли это долгосрочную конфронтацию?
И да, и нет.
Нет, потому что в международной политике есть масса проблем, разрешение которых лишь в малой степени зависит от идеологических расхождений. В мире хватает кризисов, где ЕС и Россия не просто могут работать вместе, но и реально сотрудничают. Стоит вспомнить хотя бы их совместную работу по спасению иранской ядерной сделки от лобовой атаки Трампа, их общую поддержку Парижского соглашения по климату, их взаимную заинтересованность в том, чтобы обуздать северокорейский кризис, положить конец войне в Сирии, бороться с терроризмом и перезапустить реальный мирный процесс на Ближнем Востоке. Выборочное взаимодействие и сотрудничество по таким международным вопросам возможно и вероятно.
Ситуация становится сложнее в пространстве общего соседства ЕС и России. Там, особенно на Украине и в других странах Восточного партнерства, идеологические нормы двух сторон сталкиваются напрямую. Путин воспринимает регион как продолжение русского мира и как последний рубеж обороны на пути еретических западных идей. Цветные революции, политика добрососедства ЕС и перспектива расширения НАТО пугают Кремль и убедили Путина, что если это наступление Запада не остановить немедленно, то оно завершится сменой режима в Москве, что приведет к насилию, хаосу и страданиям.
В свою очередь, каким бы поверхностным ни был интерес некоторых стран ЕС к государствам Восточного партнерства, Евросоюз в целом не может просто так проигнорировать стремление Восточной Европы к европеизации, демократизации и модернизации. Оставить этот запрос без внимания означало бы отказаться от базовых норм и ценностей ЕС. Поэтому в ближайшие годы на этой территории мы будем наблюдать патовую ситуацию: Россия одержима этим регионом, но она непривлекательна политически, тогда как ЕС во многом непреднамеренно предлагает этим странам более привлекательный проект, но при отсутствии стабильной приверженности сотрудничеству с регионом. Верх в этом противоборстве не сможет взять ни ЕС, ни Россия, так что в обозримом будущем патовая ситуация тут вероятнее прямого конфликта.
Третий, внутриполитический уровень противостояния затрагивает и Россию, и страны ЕС. Давнее убеждение Москвы, что европейцы (и американцы) хотят устроить в России цветную революцию, и растущее осознание со стороны европейцев (и американцев), что Москва намерена поддерживать антисистемные, националистические и антилиберальные силы на Западе всеми доступными средствами, привели к глубочайшему и непреодолимому разрыву между двумя сторонами. Если европейцы не вполне осознают, насколько сильную тревогу в России вызывают возможные перспективы смены режима с подачи Запада, то россияне явно недооценивают, насколько токсичной выглядит для ЕС политическая и финансовая поддержка европейских ультраправых движений со стороны Москвы. И то и другое воспринимается сторонами как прямая угроза их выживанию.
Пока между Россией и Западом сохраняется это глубоко укоренившееся недоверие и представление о том, что противоположная сторона стремится уничтожить оппонента, возможности для сотрудничества будут ограничены, а кооперация на глобальном уровне – ситуативной. Но чем больше стороны будут признавать и учитывать взаимные страхи и тревоги, тем больше шансов, что конфронтацию России и Запада удастся сделать управляемой, хотя, увы, все равно не разрешить в полной мере.
