Виталий Портников
Вопрос только в том — что такое российская стабильность. Дело в том, что в России «стабильность» — то есть несменяемость режима — существует почти всегда, за исключением коротких периодов войн и кризисов, а нестабильностью то или иное время объявляется как бы задним числом, следующим правителем. Так Брежнев объявил временем нестабильности эпоху Хрущева, продуктом которой был он сам и другие члены политбюро, избавившиеся от непредсказуемого Никиты Сергеевича. А при Путине эпохой нестабильности были объявлены «лихие 90-е», из которых произошёл и сам новый президент, и остальные руководители России. Не исключено, что какой-нибудь преемник Путина объявит периодом нестабильности и турбулентности нынешний исторический период. Но пока что россияне уверены в том, что это — стабильность и есть. Причем стабильность эта связана не с ситуацией, не с их собственным положением, не с действиями власти, а с самим Путиным. Вот что он объявит стабильностью — то стабильностью и будет.
Эта готовность россиян согласиться с любыми действиями власти — готовность, впрочем, вынужденная, потому что российское общество отсечено от любой реальной дискуссии и конкуренции — на первый взгляд, создаёт для нового старого президента широкое поле для манёвра. И если даже согласиться с мыслью, что Путин ограничен в этом маневре клановыми интересами и договоренностями, это не мешает любому развороту корабля — от реакции к реформам, от конфронтации с Западом к нахождению компромиссов, от войны к миру. Остаётся только понять, в чем заинтересованы Путин и ближайшее окружение российского президента. И тут приходится признать: этого не знает сегодня никто. Включая, пожалуй, самого Путина.
Можно было бы, конечно, предположить, что с логической точки зрения российскому президенту было бы выгоднее сворачивать агрессивную политику, уходить с Донбасса, договариваться о снятии санкций, искать возможность сделки с Западом — тем более возможной, пока в Белом доме неопытный Трамп, готовый с каким-то там Ким Чен Ыном встречаться ради «сделки», не то что с Путиным. Но это — наша логика. У Путина может быть совершенно другая — российский президент может считать, что агрессивная политика помогает ему избавиться даже от призрака конкуренции и слабости режима на внутриполитическом уровне, а на внешнеполитическом — превращает Россию в некую альтернативу Западу даже при всей несравнимости экономического и военного потенциалов. А вот любые договоренности сразу же оживят оппозицию — уже не декоративную, а реальную и превратят Россию в младшего партнера Соединенных Штатов и Китая. Между тем, нынешний Путин состоялся не как младший партнёр, а как борец с американской гегемонией. И для его режима компромисс с супердержавой никакой ценности не представляет.
Поэтому ни о каком развороте речи идти, скорее всего, не будет. Политику Путина можно будет представить себе как готовность постепенно пересекать новые и новые красные линии всюду, где России не осмелятся дать по рукам, и как импульсивное реагирование на вызовы со стороны Запада — так, как в Кремле их себе представляют. (Лучшая иллюстрация такого подхода — присоединение Крыма. Это и готовность пересечь красную линию, и реагирование на «отъем» Украины, которая при Януковиче уже воспринималась в качестве российского протектората). Такой же будет и политика на украинском направлении — при сохранении установки на содействие тотальной дестабилизации соседнего государства с целью последующего реванша и поглощения. Ни о каком уходе со сцены после этого президентства, ни о каком преемничестве Путин тоже не будет думать — разве что по окончании срока передаст власть проверенному человеку, скорее всего — Дмитрию Медведеву, чтобы вновь вернуться на престол спустя шесть лет (в зависимости от состояния здоровья, конечно).
Так что главный итог этих «выборов» — окончательная консервация архаичного реакционного режима. Теперь этот режим может пасть только вместе с самими государственными устоями, с нарушением настоящей, а не мнимой стабильности — но уж никак не сам по себе. Россия вернулась в Советский Союз окончательно и бесповоротно. Советский Союз, как известно, сгинул. Сгинет и Российская Федерация в ее современном виде. Но никто не скажет вам, когда, как и при каких обстоятельствах, при Путине или уже после него, при Медведеве. Агония авторитаризма — долгий, болезненный и непредсказуемый процесс. И нам просто нужно научиться жить рядом с этим опасным больным.