Угодничество начинается со слова «предводитель». Раньше говорили «предводитель ОНС», «предводитель «Национального единения», потом «предводитель АНК», «предводитель оппозиции», предводитель ОЕК, предводитель ППА, предводитель РПА. Хотя по своей этимологии это слово и является армянским переводом слова «лидер», но мне больше напоминает явление «вождизма». А это, конечно, связано с нашим не столь далеким прошлым, когда сначала был вождь революции (чья мумия находится в мавзолее), но было и много других вождей, чьи большие портреты были установлены, например, у входа в парк напротив рынка на улице Комитаса. На портретах эти лидеры выглядели довольно бодрыми, однако, в действительности, на экранах телевизоров – это были престарелые, усталые люди, которые не могли членораздельно произнести несколько предложений без заранее написанного текста.
В моем воображении «вожди» предстают не только в виде советского Политбюро. Я представляю «вождей» разных диких племен, разукрашенных красками и перьями, вокруг которых танцуют разные шаманы, а также остальные соплеменники, увидевшие приготовления к тому, чтобы кого-то сварить и съесть. Вероятно, в угодничестве есть этот архаичный дух, который своими корнями восходит к первобытному этапу жизни человечества.
Когда люди во всеуслышание оценивают твои достоинства, это, конечно, слушать приятно. Но это имеет цену только в том случае, когда оценщики никоим образом не зависят от тебя. Когда они твои подчиненные, когда их благосостояние или бизнес зависят от твоей благосклонности, то всякого рода приятные слова не стоят и ломаного гроша.
А у наблюдающих со стороны это угодничество вызывает ка минимум чувство печали, порой недоумение: почему люди совершают столь неестественные танцевальные движения, неужели собираются кого-то бросить в котел с соответствующими приправами?
Ни один человек, какими бы он не обладал достоинствами, не стоит того, чтобы его превращали в культ. И наоборот: все люди, независимо от наличия или отсутствия достоинств, достойны любви. Это где-то полярные явления. Если любишь, не фальшивишь. А поклонение смертному, в конечном счете, поддельное, неестественное чувство.
