Бывший владелец нефтяной компании ЮКОС и основатель общественного движения «Открытая Россия» Михаил Ходорковский в пятницу, 18 мая, побывал в Берлине. В немецкой столице он принял участие в конференции «Права человека, свобода, справедливость», посвященной памяти российского адвоката Юрия Шмидта. Организаторы мероприятия — «Открытая Россия» и немецкий политический фонд «Центр либеральной современности» (Zentrum Liberale Moderne). На конференции Михаил Ходорковский дал интервью Deutsche Welle.
DW: Михаил Борисович, мы с вами разговаривали в последний раз два месяца назад в Берлинеи вот встречаемся сейчас в немецкой столице снова. Как вы оцениваете внутриполитическую ситуацию в России после президентских выборов, которые прошли с таким триумфальным результатом для Путина?
Михаил Ходорковский: Часть народа, в основном находящаяся за кремлевской стеной (внутри Кремля. — Ред.), считает результат триумфальным. Остальная часть в этом несколько сомневается. И совершенно очевидно, что уже спустя несколько дней после инаугурации люди поняли, что никаких перемен они ждать не должны. Конечно, с этой точки зрения переназначение Медведева было отрезвляющим душем даже для самых устойчивых сторонников Путина.
— А если не Медведев, то кто мог бы быть премьер-министром?
— На самом деле, мы же с вами понимаем, что это абсолютно безразлично. В России нет правительства, в России нет Государственной думы, в России в общем-то нет никаких государственных институтов кроме поста президента. С этого единственного места в стране Путин пытается управлять 140-миллионным народом, раскиданным по 9 часовым поясам. Что из этого получается, мы все с вами видим. На фоне мирового роста в последние годы в среднем 3,5 процента российские темпы роста нулевые.
— Сегодня в Сочи канцлер Германии Ангела Меркель (Angela Merkel) впервые после перевыборов президента России встретилась с Владимиром Путиным. На фоне споров вокруг иранской атомной программы, в которой срочно нужен компромисс между Европой, Россией и другими странами, немного отходят на задний план другие проблемы между РФ и Евросоюзом. Можно ли сказать, что иранская атомная программа, как самый важный пункт геополитической повестки дня, оттесняет на задний план проблемы в отношениях России и Европы?
— Для меня было бы странно, если в общем достаточно стратегически мыслящие европейцы позволили бы себе отвлекать себя от реальных проблем такими все-таки сравнительно мелкими внешнеполитическими разводками. Я не считаю ядерную программу Ирана настоятельной проблемой для Европы. Поскольку во главе Ирана все-таки сравнительно разумные политики, и в остальных странах, вовлеченных в это обсуждение — на институциональном уровне, если не говорить на персональном уровне — достаточно вменяемые люди, то я не ожидаю здесь никаких неожиданностей.
А вот проблемы Европы, связанные с энергобезопасностью, связанные с попытками Кремля вбить клин между странами Евросоюза и внутри европейских гражданских сообществ отдельных стран — эти проблемы никуда не уйдут.
— По поводу энергобезопасности, которую вы упомянули: одна из тем на переговорах в Сочи — трубопровод «Северный поток-2». Что вы думаете об этом проекте?
— У меня вызывает серьезные сомнения экономическая целесообразность данного проекта. Политическая целесообразность как определенный способ шантажа в отношении наших ближайших западных соседей — она несомненна. А вот экономическая — не очевидна, поскольку Европа настроена, насколько я понимаю, на диверсификацию энергетических потоков, и, с этой точки зрения, мощности, предлагаемые «Северным потоком-2», явно избыточные. Но, в конечном итоге, это — коммерческий проект, и если политическая его составляющая будет нивелирована на законодательном уровне здесь, в Европе, то остальное — это дело предпринимателей.
— А почему тогда эти самые предприниматели не ставят под сомнение экономическую целесообразность проекта?
— В России (…) предпринимательство минимизировано. На сегодняшний день оно настолько зависит от Кремля, что политическое по определению выходит на первый план. Поэтому с российской стороны весь вопрос состоит в том, даст на это Кремль деньги или не даст, даст он политическую команду или не даст. А если говорить про западную сторону, то я полагаю, что Кремль имеет возможность потратить деньги на то, чтобы «укомфортить» западную часть этого проекта. Вот только вопрос: а смысл-то в чем, и насколько Запад готов противостоять политическим аспектам этого проекта.
— Как вы оцениваете роль Берлина и вообще Германии как центра, который собирает людей, критично настроенных по отношению к тому, что происходит сейчас в России?
— Я бы не сказал, что такой центр сейчас в Европе единственный. Но, без сомнения, Берлин наряду с Вильнюсом, Ригой, Таллином, Брюсселем играет достаточно существенную роль. И во многом эта роль связана с тем, что Германия была и остается лидирующей силой в рамках Европейского Союза. И будучи этой лидирующей силой, находясь постоянно в процессе работы над европейской кооперацией, она создает благоприятные условия для интернационализации своей столицы и дает возможность для тех людей, которые хотели бы встречаться, проводить международные конференции, общаться между собой, дает им возможность комфортно проводить это в Берлине. В этом смысле Германия сегодня является центральной и весьма привлекательной точкой в Европе.
— Как объяснить это раздвоение: с одной стороны, это центр интеллектуальной жизни, о котором вы говорите, а с другой, мы строим этот газопровод, который нисколько не диверсифицирует поставки газа в Европу?
— (смеется) Ничего особенного я в этом не вижу. Я считаю, что важно, чтобы были разные точки зрения. Очень важно, что есть люди, которые заинтересованы в развитии отношений с Россией, и есть люди, которые заинтересованы в том, чтобы Россия менялась изнутри. Они тем самым вызывают недовольство у нынешней российской власти. Важно иметь обе эти точки зрения — и важно, чтобы люди, выражающие их, объясняли свою позицию честно, открыто и некоррумпированно.
