Самоубийство (или убийство) бывшего начальника полиции Айка Арутюняна напомнило мне Артура Мкртчяна, Арцруна Маргаряна, Генрика Хачатряна, Ваграма Хорхоруни. (В первых двух случаях также в обращении были обе версии – убийства и самоубийства.) Преступления не были раскрыты, подозрения продолжают оставаться на шее государства.
Не могу также не вспомнить о том, сколько людей умерло или пропало без вести людей, так или иначе связанных с делом «27 октября», людей, которые (если бы расследование проводилось не на уровне «участкового») могли пролить свет на обстоятельства этого дела. Самым потрясающим из этих странных случаев было то, что осужденный по этому делу Норайр Егиазарян, электрик по профессии, умер в тюрьме… вследствие неосторожного обращения с электрическим устройством. Конечно, дело «27 октября» намного сложнее, чем «1 марта». В первом случае, я уверен, среди прочего, действовали опытные профессионалы иностранных спецслужб. Но в обоих случаях заинтересованность бывших властей в том, чтобы дело не было раскрыто, согласитесь, подозрительна.
1 марта – более простое дело. Что означает «свержение конституционного строя» в данном случае, мне не совсем понятно. Для меня «1 марта» была спланированная и организованная бойня. Вместо того, чтобы вывести людей из опасного места во время противостояния демонстрантов и полиции, вместо того, чтобы оставить хотя бы коридор для выхода, военные (частью заранее доставленные из Арцаха) и банды олигархов (заранее вооруженные и экипированные) взяли в кольцо полицейских и гражданских лиц, и начали избиение. Кто должен предоставить детали этой операции? Конечно, военные и полицейские руководители того времени.
Команда защиты Кочаряна в профессиональном плане значительно сильнее, чем сторона обвинения. Одним из доказательств этого является то, что адвокатам второго президента удается предотвратить начало судебного процесса по делу «1 марта» в течение нескольких месяцев. За это время количество потенциальных свидетелей сокращается. Я надеюсь, что нынешние власти окажутся хотя бы настолько профессиональными, что смогут обеспечить безопасность оставшихся свидетелей.
Читайте также
… Когда спустя минуты после смерти человека начинают циркулировать заранее подготовленные версии, это напоминает мне историю середины 1930-х годов (не знаю, насколько она правдива). В то время Максим Горький начал крайне нервировать Сталина и его окружение – всемирно известный писатель мог позволить себе некоторую самостоятельность. И вот, когда тогдашний глава службы безопасности Генрих Ягода вновь пожаловался Сталину на ненадежное поведение писателя, «вождь» спрашивает: «Послушай, что за Горький? Ведь он умер». «Когда?», – удивился Ягода. И Сталин ответил: «Полагаю, что завтра».
