- Московские протесты свидетельствуют о растущем расколе общества и разочаровании Кремлем и его политикой
- Россияне все чаще выходят на улицы, чтобы продемонстрировать свое недовольство политическим и экономическим положением в стране
- Несистемная оппозиция набирает политическую почву, но сталкивается с серьезными вызовами, если хочет добиться крупных политических побед в будущем
Всплеск протестной активности на улицах Москвы в начале августа 2019 года стал кульминацией июльских протестных движений, вызванных запретом кандидатам от оппозиции баллотироваться в Московскую городскую Думу. Предлогом для отказа послужили якобы нарушения в процессе сбора подписей для регистрации кандидатов.1 Протестные митинги повторялись в течение нескольких выходных подряд на фоне полицейских репрессий против демонстрантов и оппозиционных деятелей. В ходе митингов был арестованы сотни людей.2
Результаты российских муниципальных и региональных выборов 2019 года были предсказуемы, но тем не менее не обошлись без сюрпризов. На региональных выборах были переизбраны все шестнадцать прокремлевских губернаторов, в том числе Александр Беглов из Санкт-Петербурга, победе которого предшествовали многочисленные нарушения.3 Хотя «Единая Россия» доминировала на уровне регионов, правящая партия понесла значительные потери на выборах в Москве: они смогли получить только двадцать пять из сорока пяти мест, в то время как оппозиционные партии получили двадцать мест, тринадцать из которых были заняты кандидатами от Коммунистической партии. Это довольно необычный результат для города, где коммунисты не пользуются особой поддержкой избирателей. Многие объясняют эту победу результатом «умного голосования», разработанного Алексеем Навальным и призванного поддержать наиболее вероятных победителей из числа зарегистрированных кандидатов, но не представляющих провластную партию. Независимо от того, сыграла ли стратегия «умного голосования» решающую роль в результатах или нет, итоги выборов в Москве подтвердили как рост протестных настроений среди населения, так и способность оппозиции мобилизовать и координировать свои действия.4
В то время как подобные протесты в России становятся все более распространенными, опросы показывают, что россияне теряют доверие к президенту Владимиру Путину. Однако на данный момент две эти тенденции пока не образуют массового движения, выступающего за тотальные перемены. Россияне явно разочаровываются во власти, но пока они слишком разобщены, чтобы объединиться вокруг революционной идеи.
Падение рейтинга Путина и его причины
В прошлом году настроения в российском обществе существенно изменились, что в сочетании с рядом других факторов в потенциальной перспективе могло бы создать серьезные проблемы для Кремля. Однако в стране все еще существует ряд серьезных препятствий, не позволяющих консолидировать народное недовольство до уровня согласованного движения, который способствовал бы кардинальному изменению ситуации в России.
Читайте также
Тем не менее, основной тенденцией в последние полтора года остается неуклонное снижение рейтинга доверия президенту Владимиру Путину. Согласно опубликованным в конце января 2019 года данным опроса Всероссийского Центра Изучения Общественного Мнения (ВЦИОМ), рейтинг доверия Путину достиг самого низкого уровня за последние тринадцать лет. На тот момент доверие российскому президенту выражали только 33% опрошенных.5 К концу мая 2019 года рейтинг доверия россиян Путину обновил исторический минимум и снизился до 31,7 процента,6 что, по данным новостной службы Радио Свобода,7 является минимальным показателем с момента начала проведения опросов ВЦИОМ. Этот показатель стал снижаться c лета 2018 года на фоне повышения пенсионного возраста, увеличения налога на добавленную стоимость и падения реальных доходов населения.8
Довольно парадоксально, что на этом фоне ВЦИОМ сообщил в конце мая 2019 года о росте одобрения работы Путина населением с 61,7 до 64,5% начиная с января 2019 года.9 Центр объяснил несоответствие показателей введением новой, «более точной» методики проведения опросов, которую ВЦИОМ применил вскоре после фиксации уже упомянутого выше рекордно низкого уровня доверия президенту.
Подобное объяснение, однако, вызывает ряд вопросов. Во-первых, в марте 2019 года ВЦИОМ рапортовал, что рейтинг одобрения работы Владимира Путина по состоянию на 17 марта показал максимум с начала 2019 года,10 превысив порог в 65%, на фоне низкого доверия президенту (на тот момент доверие выражали только 33% опрошенных). Чем можно объяснить такое несоответствие? Во-вторых, майскую цифру в 64,5% никак нельзя назвать «ростом» в сравнении с мартовским показателем в 65%, а значит рейтинг Путина продолжает снижаться, несмотря на новую методику ВЦИОМ.
Кроме этого, число россиян, поддерживающих внешнюю политику Путина и таким образом являющиеся серьезной опорой президентского рейтинга, также снизилось в 2018 году.11
На этом фоне можно выделить еще одну тревожную для Путина и его правительства тенденцию – недавний рост протестной активности россиян. Об этом на 7-м Форуме свободной России в Литве в июне 2019 года заявила старший научный сотрудник РАНХиГС, доцент кафедры психологии РГУ им. А. Н. Косыгина Анастасия Никольская.
«Еще год назад внутренняя политика России многими осуждалась, но большинство одобряло внешнюю политику страны и отмечало важность того, что «Россию боятся». Однако уже в октябре ясно проступил запрос на миролюбивую внешнюю политику. Также растет тенденция борьбы за свои права конституционными средствами. Среди нематериальных ценностей россиян на первом месте стоит уважение, и надменные высказывания мелких чиновников на местах заставляют людей чувствовать себя еще более оскорбленными. Можно констатировать, что люди поменялись», – отметила она в своем выступлении.12
В своем интервью Znak.com социолог также заявила о «революции в массовом сознании россиян» и добавила, что «люди хотят автономии своих регионов».13
Этот запрос на уважение и рост самоуправления, наряду с растущим скептицизмом в отношении личности Путина, возрастает по мере снижения уровня жизни населения и экономических показателей. Известный российский политолог, социолог и экономист, директор Центра исследований постиндустриального общества Владислав Иноземцев отмечает, что «стагнация в российской экономике стала вполне привычной, и она не может быть преодолена в рамках той экономической логики, которая с 2012 года доминирует в российских элитах». Основной проблемой, порождаемой этой стагнацией, экономист называет «нарастающую усталость населения».14
«Положение усугубляется тем, что власти осознанно создают у народа ощущение жизни «в осажденной крепости» и тем самым посылают сигнал о том, что на улучшение жизни в ближайшем будущем не стоит рассчитывать. В такой ситуации власть не должна удивляться снижению собственной популярности… Такой курс в перспективе 4–5 лет способен создать в полной мере революционную ситуацию, которую никакие нарисованные рейтинги и придуманные темпы роста не смогут предотвратить», – предупреждает Владислав Иноземцев.
В качестве подтверждения описанных тенденций можно привести как минимум два масштабных протестных движения, имевших место в последние месяцы: регионального и федерального уровня.
На региональном уровне речь идет о массовых протестах в Екатеринбурге – промышленном центре на Урале и третьем по величине городе в России – против строительства собора на месте одного из любимых горожанами скверов в центре города. Народные выступления достигли такого размаха, что даже Владимиру Путину пришлось лично высказаться по поводу конфликта.15 Акция протеста, возможно самая крупная с 2012 года, не закончилась одним или несколькими митингами, а переросла в настоящий палаточный городок, жители которого не покидали улицу до тех пор, пока их требования не были услышаны. Решимость уральцев напугала как чиновников, так и «патриотических активистов» – членов прокремлевских молодежных организаций, созданных для распространения кремлевской пропаганды и дискредитации политической оппозиции, – окрестивших выступления в Екатеринбурге «уральским майданом».16
Второй акцией уже всероссийского масштаба стало движение за освобождение журналиста-расследователя Ивана Голунова, к которому были подброшены наркотики с целью фабрикации против него уголовного дела. Уровень солидарности с журналистом достиг такого масштаба, что уголовное дело в отношении Голунова было вскоре прекращено и было начато расследование в отношении тех, кто сфабриковал улики против борца с коррупцией.17
Проблемы протестного движения в России
Тем не менее, при всей его нарастающей силе протестное движение в России все еще уязвимо, что пока не позволяет ему перерасти в серьезную угрозу режиму Путина.
В первую очередь, большинство протестов было связано с местными проблемами, не способными объединить россиян по всей территории страны. К примеру, помимо Екатеринбурга, в ряде российских городов зимой 2018-2019 годов прошел ряд локальных акций протеста против захоронения отходов («мусорной реформы»).18 Весной 2019 года прошла серия экологических протестов в различных регионах,19 а также протесты против насилия в семье.20
Во-вторых, масштабный протест возможен при условии консолидации различных частей общества вокруг общей цели. К примеру, украинский Евромайдан объединил в себе патриотические и националистические силы, либеральную интеллигенцию и большую часть духовенства. Так, поддержку Майдану оказывали священники Украинской православной церкви Киевского патриархата, некоторые священники Московского патриархата, католические и протестантские церкви и ряд мусульманских религиозных деятелей – наряду с военными, некоторыми представителями силовых структур, правозащитниками, государственниками и анархистами, или другими словами, людьми самых разных взглядов. Именно поэтому Майдан стал не просто «либеральным протестом», а настоящей народной революцией.
В случае с Екатеринбургом, напротив, поднятая тема внесла раскол не только в ряд горожан, но и самого протестного движения. С одной стороны, он объединил многих экологов, сторонников демократических преобразований и людей, прежде равнодушных к политике. С другой стороны, часть людей откололась от диссидентского движения из-за расхождений в «церковном вопросе», а часть диссидентов прониклась благодарностью к Путину за его участие.
В-третьих, протестное движение становится угрозой для Кремля, когда люди приходят к осознанию, что действующая власть не способна выполнить их ключевые требования. Если же люди, не видя возможности договориться между собой, будут апеллировать к высшим властям как к единственному способу решения их проблем, их протестная активность никогда не выйдет за пределы локального уровня.
В России недовольство и гнев на местных чиновников неоднократно позволял Путину играть роль «доброго царя», способного выступить в роли единственного арбитра и решить возникшую проблему. К примеру, на фоне уральских протестов российский президент предложил провести опрос по поводу строительства, а в случае принятия большинством горожан решения о возведении храма – разбить сквер в другом месте.21 В данном случае, Путин не поддержал РПЦ напрямую и даже публично продемонстрировал «понимание» в адрес протестующих, в связи с чем как минимум часть активистов восприняла его участие положительно. К тому же формально граждане в этом случае выступали не против правительства, а против всесилья иерархов Русской православной церкви – даже при том, что подавляющее большинство россиян справедливо воспринимает РПЦ как абсолютно подконтрольную Кремлю структуру.
Таким образом, мы видим, что в екатеринбургских протестах отсутствовали все три ключевые условия для возникновения общероссийского протестного движения. Тем не менее, недооценивать возникающую активность нельзя. Как справедливо отмечают социологи, во время любой подобной акции граждане нарабатывают протестный потенциал и на практике убеждаются, что массовые протесты являются эффективным способом защиты их прав.
Помимо все увеличивающегося маховика массовых репрессий, в России можно выделить уникальные факторы, препятствующие тому уровню социальной сплоченности, которая необходима для создания масштабного и последовательного протестного движения, а именно страх внешней угрозы и революции, отсутствие консолидирующей идеи и консенсуса относительно образа желаемого будущего.
Дело в том, что внутренняя пропаганда Кремля не нацелена на отрицание фактов загрязнения воздуха, коррупции или других социальных проблем, которые часто становятся поводами для протестов. Эти темы часто замалчиваются в российских СМИ, однако не подавляются повсеместно. К примеру, проблемы взяточничества и некомпетентности чиновников были подняты даже в российском развлекательном контенте, и только в 2018 году на телевидении вышли как минимум два популярных комедийных сериала, посвященные этой теме: «Год культуры» и «Домашний арест».
Однако ни одна из этих тем не способна породить по-настоящему серьезное протестное движение федерального масштаба, способное вызвать системные изменения и угрожающие лично Путину. Причина заключается в том, что порождаемый Кремлем страх влияет на россиян сильнее, чем возмущение от творящегося вокруг беззакония и падения уровня жизни. В первую очередь, речь идет об образе Запада как «внешней угрозы», тщательно культивируемом пропагандой в российских СМИ. Во-вторых, сюда относится агрессивно насаждаемый страх перед неизбежным хаосом, разрухой и войной, который, как утверждает пропаганда, неизбежно наступит в случае свержения Путина и его системы.
Это особенно шокирующая перспектива для населения России, которое, несмотря на постсоветскую либерализацию, все еще сильно зависимо от государства. Если государство рушится или не может функционировать в привычном виде, большинства россиян понимает, что не имеет никакой другой опоры в жизни. В сравнении с этой экзистенциальной угрозой реальные проблемы меркнут в восприятии людей. Пока россияне продолжают видеть в Путине «защитника и спасителя» от перечисленных угроз, они не могут решиться на протест революционного типа.
К сожалению, в России так и не сложилась система, позволяющая человеку быть относительно независимым от государства. Даже в относительно свободные 1990-е в стране не возникло по-настоящему неприкосновенной частной собственности, независимых судов и культуры уважения личности. В России любой человек может столкнуться с беспределом, и затем – с тщетными попытками отыскать правду и пробиться через коррупционную стену. В результате все россияне в глубине души понимают, что в стране с кем угодно может случиться что угодно. Единственной возможностью (хотя и не абсолютной гарантией) избежать подобного становится лояльность государству, причем настолько видимая лояльность, чтобы государство знало о ней. Иных способов защиты россиянин для себя не видит, и именно поэтому воспринимает хаос и разрушение системы как потерю последней возможности для защиты.
В результате даже у выходящих на протесты россиян срабатывает определенная «самоцензура», не позволяющая им зайти дальше определенной черты. К примеру, сам Голунов отказался идти на несанкционированную акцию в его поддержку,22 а шеф редактор «Медузы» Иван Колпаков прямо объявил, что «отбив нашего парня», редакция «активизмом не занимается и не хочет быть героями сопротивления».23
Исходя из этого страха перед хаосом и нападением со стороны «агрессивного Запада», становится понятным, почему идея борьбы с коррупцией, долгое время выступавшая в качестве основного тренда российской оппозиции, также не породила революционный протест. Проблема заключается в том, что российские власти зачастую используют тему борьбы с коррупцией для укрепления своего авторитета и возможности держать чиновников под контролем. При этом основная масса населения России вполне терпима к этому явлению и готова мириться с воровством во избежание «большего зла». Большинство убеждено в том, что воровство неизбежно при любой власти с той лишь разницей, что либеральное правительство, помимо «разграбления» России, будет сознательно пытаться «уничтожить ее по приказу заокеанских хозяев».
Это, в свою очередь, помогает объяснить, почему самый ревностный борец с коррупцией в России, Алексей Навальный, не так широко популярен среди обывателей:
«Поддержка Алексея Навального не так высока, во-первых, потому, что многие считают его агентом Госдепа либо агентом Кремля; а во-вторых, люди полагают, что он не предлагает никаких конкретных методов улучшения ситуации, и предлагает бороться не с коррупцией, а с коррупционерами», – отмечала Анастасия Никольская в своем выступлении на Форуме свободной России в июне 2019 года, добавив в качестве одной из главных проблем современного протестного движения отсутствие признанных народом лидеров протеста.24
Большинство россиян не в восторге от действующих чиновников, но в то же время им ближе советский менталитет и, соответственно, недоверие к либеральным лидерам. Для среднестатистического россиянина ни один человек в современном российском политическом поле не соответствует их идеальному представлению о лидере.25
Несмотря на это, Алексей Навальный остается фактическим лидером российских протестов. Основатель Фонда борьбы с коррупцией, Навальный является автором громких антикоррупционных разоблачений высокопоставленных чиновников. После его попытки баллотироваться в кандидаты в президенты на выборах 2018 года, Кремль вынес в отношении Навального новый судебный приговор, воспрепятствовавший выдвижению его кандидатуры. На сегодня у Навального сформирована довольно сильная команда, поддерживающая его как в организации протестных акций, так и в антикоррупционных разоблачениях, в том числе экономист и бывший чиновник правительства России Владимир Милов и юрист Фонда борьбы с коррупцией Любовь Соболь.
При этом важно отметить, что часть российского протестного движения признает парадоксальную выгоду от коррупции в правительстве. Так, самые жесткие критики внешней политики России осознают, что незаконное личное обогащение чиновников не позволяет направлять все имеющиеся в стране ресурсы на поддержание захватнических войн и подрывных операций в странах Запада.
Кроме этого, россияне не могут договориться об образе желаемого будущего, что также ведет к отсутствию единых лидеров и стратегии протеста. К примеру, социологи независимого социологического агентства «Левада-центр» с 2001 года проводят опросы касательно отношении россиян к Иосифу Сталину.26 В этом году суммарный уровень положительного отношения к советскому вождю достиг максимального показателя за все годы исследований: о своем восхищении, уважении или симпатии к Сталину заявил каждый второй участник опроса (51%). Если же добавить к этому показателю нейтральное отношение, то в целом уровень неотрицательного отношения к советскому вождю (то есть положительного и нейтрального) составляет 77%. При этом в сравнении с 2018 годом уровень «уважения» к Сталину возрос на 12%.
Многие комментаторы из числа людей либеральных взглядов уже окрестили данные соцопроса «стокгольмским синдромом», а часть из них и вовсе обвинила «Левада-центр» в искажении результатов. Однако, на мой взгляд, данные цифры вполне реалистичны. Усилиями российской пропаганды за последние пару десятилетий образ Сталина являет собой в сознании большинства россиян не конкретную историческую фигуру, а набор качеств и поступков, которые россияне ожидают от современных властей.
Парадокс заключается в том, что создаваемый пропагандой культ Сталина, изначально призванный служить опорой Владимиру Путину и поддерживать его образ как «нового Сталина», все больше оборачивается против российского президента. Более того, чем больше в стране растет недоверие Путину, тем выше становятся симпатии к диктатору прошлого века. Сталин, изначально вводившийся в медиапространство для укрепления образа «сильного лидера» и «сильного государства» в массовом сознании, уже не столько легитимирует диктаторские замашки Путина, сколько противопоставляется ему.
Коррупция и надвигающаяся угроза со стороны Запада – это главные проблемы, в которых бывший советский диктатор в глазах части обывателей намного превосходит своего «преемника». Путин не только не справляется с коррупцией, но сам является главой коррумпированной системы, тогда как Сталин, по мнению обывателей, «давно пересадил бы» всех высокопоставленных «жуликов и воров». Путин неплохо справляется с образом «защитника России» от «внешних врагов»,27 но все больше людей задаются вопросом, почему все эти годы он так и не смог устранить опасность не только от всемогущего «вашингтонского обкома», но даже от маленькой Украины, которая, если верить российскому телевидению, со дня на день может напасть на Россию.
Еще одним важным фактором является то, что при Путине, особенно на фоне падения уровня жизни и пенсионной реформы, не наблюдается социальная справедливость в различных аспектах жизни россиян. Для тех же, кто верит ревизионистской просталинской пропаганде, это не может сравниться с создаваемым пропагандой мифом о социальной справедливости во времена Сталина.
Поэтому, как ни парадоксально, рост симпатий населения к Сталину свидетельствует не столько о растущей поддержке Путина россиянами и его политики, сколько… о растущей оппозиционности народа! Это признает даже известный своей лояльностью к Кремлю и близкий к российскому Минобороны сайт «Военное обозрение»:28
«Резкий рост популярности Сталина есть не что иное, как завуалированный, загнанный пока внутрь, протест общества против действий нашей власти и тех, кто ее сейчас олицетворяет… Это, если угодно, та самая «внутренняя оппозиция», о которой иногда говорят философы и про которую иногда же шутят юмористы. Теперь она стала реальностью для 51% россиян. И как бы кто на самом деле ни относился к личности Сталина, такой процент потенциальных оппозиционеров все-таки должен как-то убедить Кремль, что он теряет контроль над ситуацией и стоит на пороге значительных перемен», – отмечает один из авторов сайта Виктор Кузовков.29
Однако образ Сталина как символа протестных настроений совершенно неприемлем для российской либеральной оппозиции так же как и поклонники Сталина отказываются видеть проводников своих чаяний в либеральных диссидентах. Разумеется, образ «прекрасной России будущего» у этих категорий людей также кардинально различается. Многие недовольны существующим положением вещей, но стремятся к противоположным результатам. Некоторые знаменитости, в том числе популярные видеоблоггеры и рэперы, присутствовали на московских акциях протеста, но ни один из них не взял на себя инициативу и не дал четкого представления о том, к чему следует стремиться.30
Главное организационное препятствие состоит в том, что члены российской оппозиции не способны договариваться друг с другом и не доверяют друг другу полностью. Преодоление межличностных разногласий в оппозиции способно стать основным условием выявления лидера, признанного различными группами протестующих и способного мобилизовать активистов.
По всем этим критериям протестное движение в России еще не достигло эффективности, и для его усиления потребуется несколько вполне конкретных элементов.
Во-первых, это должна быть некая консолидирующая общество социальная проблема, которая является прямым следствием политики Владимира Путина, а не просто действий локальных олигархов, чиновников или церковных иерархов. Эти проблемы должны быть острыми для большинства жителей регионов России – например, проблемы с экологией, тотальным сокращением рабочих мест на предприятиях, низким качеством медицинского обслуживания и нехваткой медикаментов. Именно они предоставляют наилучшие возможности для широкой мобилизации общественности.
К примеру, нехватка финансирования на медицину, падение производства и сокращение финансирования всех жизненно важных программ для населения – это прямое последствие того, что все деньги сегодня направляются на войну на Донбассе, в Сирии, на милитаризацию Крыма и Калининграда или на подкуп западных политиков,31 а также на содержание бесчисленной армии силовиков и Интернет-троллей. Более того, поскольку агрессивная риторика Путина в отношении Запада только нарастает, очевидно, что никакого изменения данной политики не предвидится.
В свою очередь, нехватка лекарств зачастую является следствием запрета на ввоз импортных медикаментов, введенных именно Кремлем, а не Западом, как часть так называемых «антисанкций». Следствием той же политики является запрет на продукты, которые, как мы помним, давили бульдозерами вместо того, чтобы отдать их голодающим.
Во-вторых, современным российским диссидентам необходимо развенчать ту пропаганду, которая является краеугольным камнем путинского режима, в частности веру в то, что Запад ждет первой же возможности, чтобы наброситься на уязвимую Россию, а смена режима вызовет неизбежный хаос в обществе.
Активистам важно будет показать, что именно агрессивная политика Кремля приводит к противостоянию с Западом и является единственной причиной этого противостояния. Таким образом, очевидно, что Путин не защищает россиян от «внешней угрозы», а напротив, создает ее. Более того, хорошие отношения с сопредельными государствами – это прямая гарантия безопасности и защищенности российских границ. Важно также развенчать главную ложь Путина о том, что Запад якобы атаковал бы Россию независимо от ее действий.
Кроме того, россиянам необходимо показать, что разграбление страны и перенаправление средств на войну непосредственно приводит к угрозе жизни самих россиян. В частности, такая угроза исходит от нерешаемых экологических проблем (вспомним выброс рутения в Челябинской области и похожие инциденты, замалчиваемые властями, равно как и общую катастрофическую ситуацию с онкологией в России). Более того, развал медицины и недоступность лекарств в разы сокращает шансы на выживание у онкобольных.32
Чтобы вывести понятия смены режима и демократии из области немыслимого, активисты могут предложить россиянам конкретные примеры работающей демократии в западных обществах и положительные примеры смены государственного строя, не приводящие к кровавому хаосу, как, к примеру, страны Балтии или Чехия. Люди должны увидеть, как гражданское общество в других странах добивается решения собственных проблем, в том числе посредством протестных акций, и это не приводит к хаосу и революциям. Более того, даже в соседней Украине в регионах, на которых не присутствуют российские войска и наемники, протекает мирная и спокойная жизнь.
Опровергая тщательно насаждаемый Кремлем страх «возвращения в 90-е» в случае возможной смены власти, важно напомнить населению, что именно спайка КГБ и мафии, а не демократы 90-х грабили страну и выводили деньги за рубеж.33 Более того, как справедливо отмечает Владислав Иноземцев, сегодняшняя ситуация в России по некоторым показателям даже хуже, чем в пресловутые 90-е:
«Кроме того, резкое падение экономики продолжалось всего четыре года, а новая реальность резко отличалась хотя бы по форме от опостылевшего социализма. Сегодня в России сложилась ситуация, когда снижение доходов идет уже шестой год подряд, повышается пенсионный возраст, девальвация происходит теми же темпами, что и, например, в 1993–1997 годах, но при этом экономика вообще не дает возможности проявиться частной инициативе, «правоохранители» работают лучше любых рэкетиров, а социальные лифты остановились», – поясняет экономист.34
Российским демократам следует не бояться использовать патриотическую риторику – разумеется, не в имперском контексте, а в том смысле, что необходимые изменения будут направлены на благо России и ее народа, на обеспечение им достойной, а также мирной и безопасной жизни. Безопасность не должна оставаться прерогативой кремлевской пропаганды. Необходимо разбить кремлевскую монополию на «защитную» риторику, и подвести к мысли, что именно отказ от внешней агрессии способен обеспечить безопасность России и защищенность границ.
Наконец, демократам важно показать, что жертвами произвола в России могут стать люди самых разных взглядов, а лояльность не защищает от репрессий. К примеру, практика подбрасывания наркотиков осуществлялась не только в отношении Ивана Голунова и других либеральных активистов, но и в отношении православного активиста-государственника крайне консервативных взглядов, «борца с майданом в России» Николая Каклюгина. Сейчас он находится в Новочеркасском СИЗО по обвинению в распространении наркотиков, которое, по мнению многих экспертов, является сфальсифицированным. Данный пример очень хорошо способен развенчать идеалистическое восприятие «системы», характерное для консервативных «охранителей» и продемонстрировать, что борьба против преступных действий государства способна объединить людей самых разных взглядов.35
Об авторе
Ксения Кириллова — журналист-расследователь и аналитик, кто специализируется на анализе российского общества, менталитета, механизма действия российской пропаганды (в том числе в Соединенных Штатах), «мягкой силы», «активных мероприятий» и внешней политики. Автор нескольких сотен англоязычных статей, в том числе исследований по российской пропаганде и мягкой силе для проекта The Integrity Initiative Британского института государственного управления (Institute for Statecraft); сайта, посвященного внутренней безопасности США (Homeland Security Today US); сайта Евросоюза EU Today; украинских англоязычных медиа Kyiv Post и Euromaidan Press; проекта, посвященного борьбе с российской пропагандой Stop Fake; нескольких служб Радио Свобода (RFE/RL) и т.д. Живя в России, работала журналистом в крупнейшем уральском медиахолдинге «Уральский рабочий» (2008–2010) и уральском филиале «Новой газеты» (2011–2013). Основная специализация заключалась в освещении социальных проблем в регионе и выявлении коррупции, в том числе в региональном ФСБ. В Соединенных Штатах сотрудничала с Associated Press, Newsweek, The Daily Beast, ABC7, Newsy, National compass и другими СМИ. С июня 2015 года – эксперт Центра изучения армии, конверсии и разоружения (Киев). С 2012 года – член-корреспондент Международного молодежного правозащитного движения.”
Оригинал публикации — на сайте Atlantic Council ЗДЕСЬ
Все фото — из сайта Atlantic Council