Интервью с известным виолончелистом Мишей Майским
— Маэстро, вашим искусством мы впервые насладились в 2007 году. Это ваш второй визит в Армению, и, честно говоря, публика опасалась, что действующее в нашей стране военное положение может стать поводом для отмены концерта, хотя некоторые эксперты были уверены, что вас ничто не остановит. Они упомянули несколько случаев из вашей жизни: до эмиграции в Израиль, во время учебы в Московской консерватории вы полтора года сидели в колонии по обвинению в спекуляции, а чтобы не служить в Советской армии, вы попали в психиатрическую больницу вместе с алкоголиками и наркоманами. Извините, но для серьезного музыканта это как смертный приговор. Западная пресса неоднократно призывала писателей превратить свою жизнь в роман, особенно в детстве, заметив, что вы начали курить в детском саду в пятилетнем возрасте и так далее и тому подобное. Еще одно важное обстоятельство. В отличие от ваших сестры и брата, которые ходили в спецшколу для одаренных детей, ваша мама говорила: “Пусть хоть Миша будет нормальным ребенком”.
— Вы много знаете, можно подумать, вы начали биографический роман про меня … Я родился в Риге, был третьим ребенком в семье. Мои родители очень любили музыку. Моя сестра ходила на уроки игры на скрипке, а мой брат играл на пианино. Да, мама сказала, пусть хоть Миша будет нормальным ребенком. У меня шестеро детей, я хорошо представляю, как сложно их воспитывать. Ведь да, ребенку противоестественно тренироваться 7-8 часов. Я понимаю своих родителей. Отец был единственным кормильцем в семье, мама тяжело болела, у меня не было бабушек и дедушек, как всемирно известные музыканты Гидон Кремер и Максим Венгеров, которые проводили дома по 7-8 часов в день только на уроках музыки своих детей. Еще я совершил детское хулиганство. Я часто лгал своим родителям. Струны для виолончели в то время были сделаны из алюминия, из них на пальцах остались черные отметины. Иногда я просто тер пальцами струны, чтобы сделать их черными и показывать родителям, что я тренировался часами. Сейчас, конечно, жалею об этом.
— Вы не сказали, как начали заниматься музыкой. Мы знаем, что вы очень любили футбол.
— Футбол мне очень нравился больше, чем виолончель. А родители отвели меня на уроки игры на виолончели, вероятно, думая, что спустя годы будет сформировано семейное трио. Но так не вышло. Когда меня перевели из Риги в Ленинград, в музыкальную школу при консерватории, в 13 лет я стал заниматься более серьезно. На футбол уже не было времени. А знаете почему? Ведь там уровень преподавания был намного выше. Меня уже окружали дети, которые серьезнее относились к учебе, чем в Риге.
— Мы знаем, что вы учились в Московской консерватории у Мстислава Ростроповича. А кто был вашим учителем в Ленинграде?
— Это был Эммануэль Фишман, замечательный, талантливый виолончелист, который приехал из Одессы. Но в то время важен был не столько учитель, сколько атмосфера в школе. Через четыре года после учебы у Фишмана я поступил в Московскую консерваторию. И это был самый важный этап в моей жизни.
— Вы эмигрировали из СССР в Израиль…
— Это было 48 лет назад, мне было 25 лет. Представляете, когда я смотрел в зеркало в 25 лет, я чувствовал себя таким старым, но я благодарен своей судьбе. Я даже не получил диплом Московской консерватории… Отправив меня в Израиль для продолжения учебы, консерватория заплатила 8900 рублей. По тем временам это была баснословная сумма.
— Вы когда-то выиграли Международный конкурс имени П.И. Чайковского, что уже было гарантией заявить о себе миру. Но говорят, что ваши выступления были запрещены в СССР.
— Это были годы учебы в консерватории. В те годы мне не разрешали выступать, обязательно хотели, чтобы я окончил консерваторию. Мое будущее казалось очень мрачным с момента ареста. Как вы упомянули в начале нашего разговора, для валютных спекуляций. Очень хотелось купить иностранный магнитофон, а в те годы это было возможно только в магазине “Березка”, где торговля велась валютой. Моя сестра тогда “официально” эмигрировала в Израиль … Потом вроде все наладилось, и я оказался в Израиле.
— В своих интервью вы часто упоминали, что вы единственный, кому посчастливилось учиться не только у Ростроповича, но и под руководством Григория Пятигорского в США.
— За четыре месяца под руководством Пятигорского у меня было больше уроков, чем за четыре года с Ростроповичем, который постоянно гастролировал. Но я всегда подчеркиваю, что не считаю Пятигорского лучшим учителем, чем Ростропович. Или наоборот. Это то же самое, что сказать, что Моцарт лучше Баха, или наоборот.
— Что самое главное в успехе — труд, терпение или талант? В общем, есть мнение, что работа.
— Работай сколько хочешь без таланта…
— Если не возражаете, давайте поговорим о вашем сценическом имидже. Кто в те годы видел, чтобы музыкант вышел на сцену в широкой рубашке, без концертного платья и ни больше ни меньше с индийским бриллиантовым ожерельем?
— О, вы даже знаете происхождение бриллианта… Да, я не носил фрак, я не носил галстук, мне до сих пор интересно, как они выступают в одежде, которое носят веками.
— Спасибо за исчерпывающий ответ на наши вопросы. Сообщаем нашему читателю, что разговор был после генеральной репетиции. В сопровождении Армянского филармонического оркестра под управлением Эдуарда Топчяна, слушая только отрывки из “Ноктюрна” Чайковского, концертов Бруха и Сен-Санса, сказать “браво” — значит ничего не сказать и виолончелисту, и оркестру.
Беседовал Самвел ДАНИЕЛЯН
Газета “Аравот”
03.03.2021г
