Беседа третьего Президента РА Сержа Саргсяна и кинорежиссёра Мгера Мкртчяна об апрельских событиях 2018 года. (Часть вторая)
Первая часть — ЗДЕСЬ
МГЕР МКРТЧЯН – Господин Президент, Вы вспомнили Апрельскую, и однажды, я уверен, всё выйдет на поверхность. В том числе история с Леле-Тепе: любой ценой взять что-то, что в Ваши дни мы потеряли – Леле-Тепе. Что происходит с человеком, с его психикой? Не даёте Вы ему покоя?
СЕРЖ САРГСЯН — Я не думаю, что это лучший пример. Почти нет выступления, часть которого не была бы посвящена мне или нашей власти. Но это его дело.
МГЕР МКРТЧЯН – Возвращаясь к теме власти, перейду к следующей части, и это всё опять власть: Армен Саркисян. Господин Президент, я не удивлюсь, если выяснится, что Вы обо мне знаете больше, чем большинство моих родственников, потому что… Это, наверное, профессиональное с моей стороны, я вижу, что Вы «сканируете» людей, и в связи с этим у меня первый вопрос. Армен Саркисян. Почему? Почему Армен Саркисян стал Президентом Республики Армения?
СЕРЖ САРГСЯН – Армен Саркисян стал Президентом Республики Армения, потому что в моём представлении он имел все возможности быть Президентом Республики Армения – своими способностями, своими знаниями, своими возможностями придать ценность этому институту, потому что этот институт был нововведением, и он мог принести нашей стране большую пользу.
Я уверен, что треугольник Армен Саркисян – Серж Саркисян – Карен Карапетян принёс бы Армении большую пользу. Но, как говорят, никто не идеален, и человек в обычных условиях, в мирных условиях может действовать эффективно, может быть очень достойным, нравственным. А по моему глубокому убеждению, сущность человека проявляется во время эксцессов, сущность человека проявляется в критических ситуациях, и не случайно, что в таких ситуациях, например, в военных ситуациях, многие молодые люди это понимают и становятся командирами больших подразделений, генералами и так далее, а в обычных условиях они не могут этого сделать. И во время той же войны многие люди, которые на первый взгляд, очень храбры, сильны и так далее, становятся слабохарактерными, становятся теми, кто бежит с позиций, и так далее.
К сожалению, в этой трудной ситуации Армен Саркисян не смог себя проявить. Не смог проявить, потому что находился, думаю, в очень униженной ситуации. Его, естественно, попытались подчинить…
МГЕР МКРТЧЯН – И получилось.
СЕРЖ САРГСЯН – И получилось. Очень-очень сожалею, и очень стыдно.
МГЕР МКРТЧЯН – Армен Саркисян много говорит об отсутствии полномочий. Знаете, мне немного смешно об этом слышать, даже не углубляясь, у кого и сколько полномочий с законодательной точки зрения. Потому что, например, тот мужчина, который недавно не позволил Николу подойти к могиле своего брата, вообще не имел никаких полномочий, но у него было достоинство. Господин Президент, что происходит с людьми, конкретно, с Арменом Саркисяном, когда они приходят к власти, что допускают это унижение? Во имя чего? Ладно, я согласен с Вами, что, может, он в критические моменты уступил, проявил слабость, принимаю, понимаю всё. Но ладно, что заставляет Армена Саркисяна просто не плюнуть на должность и уйти?
СЕРЖ САРГСЯН – Я, естественно, затрудняюсь ответить на этот вопрос, и эти вопросы, наверное, нужно обращать к самому Армену Саркисяну. Я всю жизнь был государственным чиновником, а в последние 30 лет был частью властей — никогда не выступал в роли униженного. Это для меня непонятное явление, ради чего человек может унижаться. Это для меня нечто непонятное.
Что касается полномочий, прежде всего, должен сказать, что полномочий достаточно, чтобы придать этому институту ценность. Я не хочу об этом говорить. Но когда Армен Саркисян получил предложение избираться Президентом Республики Армения, он хорошо знал Конституцию, он хорошо знал полномочия Президента парламентской страны, и я совершенно не слышал даже намёка об этом.
Были публичные встречи (все видели), была непубличная встреча, и не одна, и опять повторяю, никакого намёка на эту тему не было. После получения предложения он, конечно, высказал благодарность и сказал, что ему нужно определённое время подумать, встретиться с людьми, чтобы сообщить своё окончательное мнение. И он думал не один день. Встречался с людьми, политическими кругами, уважаемыми им людьми, затем пришёл и сказал, что с большой благодарностью согласен, и он готов быть избранным Президентом Республики Армения.
Я думаю, что о полномочиях не нужно говорить, потому что это касается чисто Конституции, и когда-либо будет повод – я скажу своё мнение.
У него есть все, все полномочия.
А если у него нет полномочий, почему он уступил часть своих полномочий парламенту? Какая разница, ты подписываешь или своим неподписанием позволяешь, чтобы этот закон, этот документ вступил в силу? То есть ты где-то защищаешь свою личность, чтобы потом сказать: «Смотрите, я не подписал»? Но ведь возникает вопрос, не так ли? Ладно, если ты считаешь, что это не должно быть подписано, почему не отправляешь в Конституционный суд?
МГЕР МКРТЧЯН – Господин Президент, имею ли я право думать, что человек идёт на такие унижения не только по своим человеческим качествам, а также может иметь интерес?
СЕРЖ САРГСЯН – Я не могу этого утверждать, не могу это отрицать. Могу только сказать, что действительно стыдно быть в таком положении.
МГЕР МКРТЧЯН – Господин Президент, вопрос британского гражданства Армен Саркисяна много обсуждается. Во всяком случае, много обсуждался – это точно. То его нет, то оно есть… Очень долго Никол об этом говорил, возможно, даже этим шантажировал… Предполагаю, не знаю истинной цели. Вы были руководителем страны, Вы были также руководителем спецслужб, в конце концов, у Армена Саркисяна есть британское гражданство, или нет?
СЕРЖ САРГСЯН – Я думаю, что нет. Не только потому, что я его спросил прямо, и он сказал, что давно отказался от британского гражданства, но также от наших соответствующих органов я не получал какого-либо сигнала об этом. Ну теперь, если какие-то люди думают иначе, почему они об этом не заявляют? Или если такое произошло, почему сегодняшние власти этот факт не выносят на публику? Не для того, чтобы упрекнуть Армена Саркисяна, а чтобы упрекнуть меня.
МГЕР МКРТЧЯН – Вас много обвиняют в том, что соросовские фонды широко распространились и начали страну разрушать изнутри именно в годы Вашего правления. Это обвинение, которое было. Что на это ответите, господин Президент?
СЕРЖ САРГСЯН – Знаете, если у людей есть желание обвинять, то они могут найти тысячу и одну причину. То, что представители фонда Сороса здесь вели такую политику, с которой мы были несогласны, это однозначно. Но фонд Сороса вошёл в Армению в 1997 году. Многие говорят, что это соросовцы совершили эту революцию. Нет. Они, да, помогали, но то, что называется этой революцией… опять повторю: намного более мощные силы помогали внутренним, очень мощные силы, которые владеют технологиями, ресурсами, и они успешно использовали эти технологии не только в Армении, но и во многих странах мира.
Да, у нас с соросовскими были несогласия, но, по-моему, они тогда в Армении не представляли такой уж большой опасности, потому что у них не было никакого влияния на решения, принимаемые властью. А после смены власти они, конечно, проникли и в парламент, и в различные структуры исполнительной власти, и сейчас реализуют свои идеи. Я понимаю также подтекст вопроса: «Почему Вы не закрыли»? Знаете, намного легче не позволить войти (речь не только о Соросе, а о разных структурах, разных фондах и так далее), чем их запретить. В конце концов, мы были бы одними из тех немногих, которые запретили бы после многих лет их деятельности. Именно во время этой смены власти и в течение последующих недель разные европейские страны запретили, и это могло для нас стать основанием тоже запретить, если бы опасность от них увеличилась.
МГЕР МКРТЧЯН – Ладно, ещё раз мы поговорили, что смену власти 2018 года организовал… О Николе не говорим – это не он… Даже не Сорос, а гораздо более крупные и могучие силы. Господин Президент, если это были более крупные и могучие силы, почему Вы не попросили помощи от той же России. Она же наш стратегический союзник.
СЕРЖ САРГСЯН – Я никогда даже в мыслях не имел, и не мог иметь, чтобы попросить стратегического союзника о помощи для удержания власти. Это для меня было бы очень оскорбительно. Я просил у стратегического союзника, Президента России о многом: просил оказать нам военно-техническую помощь, и он оказал, в полной мере оказал. Я просил новые вооружения, предоставить кредиты для новых вооружений – было предоставлено. Я просил необходимые для нас вооружения, которые не продаются другим странам – сделано. Просил решить многие разные экономические вопросы – да, решили. Но чтобы я позвонил и попросил, сказал: «Пожалуйста, удержите мою власть»? Кем бы я был после этого? Конкретно тебе, Мгер, как гражданину Республики Армения, это разве понравилось бы? Не стыдно, понимаете, у стратегического союзника или руководителя другой страны просить что-то для страны.
МГЕР МКРТЧЯН – Господин Президент, Вы задали вопрос: тебе понравилось бы или нет. Моё отношение, возможно, изменилось бы. Я бы начал иначе к Вам относиться. Нет, мне бы это не понравилось.
СЕРЖ САРГСЯН – Достоинство, которое связано со страной – это тоже очень дорогая вещь. Разные люди по-разному воспринимают это достоинство, понимаете? Я прежде приводил несколько примеров, что это никогда не связано с достоинством, когда ты неуважительно относишься к своему партнёру. Не в этом достоинство.
Достоинство – это то, когда ты способен решить те проблемы, которые встают перед твоей страной. И я никогда не чувствовал своё достоинство униженным, если я просил много оружия, а мне давали не так много. Это, да, нормально. В таком случае – нормально. Но просить, говорить, прошу помогите мне удержать власть? Это не моё. Действительно, не моё. Или просить, говорить, помогите мне прийти к власти, тогда я сделаю всё, что вы скажете. Это тоже не моё.
МГЕР МКРТЧЯН – Господин Президент, у меня ещё есть вопросы, но уже темнеет. Не сомневаюсь, что будет так, как Вы сказали, и продолжим наш разговор, но уже приспособимся к темноте, потому что нас снимают.
СЕРЖ САРГСЯН – С большим удовольствием.
МГЕР МКРТЧЯН – Спасибо.
— Господин Президент, пока мы готовились к продолжению нашей беседы и ставили свет, потому что уже стемнело – мы уже длительное время говорим – я думал, а что бы я ещё спросил, о чём не спрашивал. И тут понял, что я зафиксировался на Карене Карапетяне, а об одном не подумал: ладно, никого больше не было? Выборы были 1 мая, насколько помню, и 8 мая. В РПА больше никого не было, кроме Карена Карапетяна?
СЕРЖ САРГСЯН – Были. Были и сегодня есть. У нас были и есть многочисленные кадры, которые с большим успехом могли бы пополнить кадровую базу других стран, намного более развитых стран. Сегодня, сегодня же, у нас есть люди, которые реализуют реформы в других странах по поручению международных организаций, имея с ними договора и так далее.
Но никто не соглашался принять эту должность, потому что все были уверены, что без крови невозможно, чтобы кто-либо с нашей стороны осуществлял обязанности премьер-министра. Скажу более, мы выступили с заявлением и сказали, что, если будут другие кандидатуры со стороны других парламентских фракций, мы поддержим. Других предложений не было. И это совершенно не случайно, что в первый раз капитулянт не смог набрать достаточное количество голосов. Но уже на 8-ое число другая фракция предложила его кандидатуру, и мы, исходя и серьёзных обстоятельств, дополнили то минимальное количество голосов, которое было достаточно, чтобы он был избран премьер-министром. И мы это сделали, исходя из интересов нашей родины. Сейчас это кажется очень странным, но тогда, представляете, какая была ситуация. Очень хорошо представляешь, Мгер, потому что ты был непосредственным очевидцем. И в этих условиях, если бы премьер-министр не был избран, по нашей Конституции парламент должен был распуститься, должны были состояться парламентские выборы. В такой атмосфере какие выборы можно было провести? Это могло превратиться, в буквальном смысле слова, в гражданскую войну, не так ли? Царило бы безвластие 35-45 дней, и ответственными за это, опять же, были бы мы, не так ли? Опять бы сказали: вот вы могли голосовать, и так далее и далее. А теперь хотят представить, что это мы выдвинули. Мы его выбрали премьер-министром?! — мы и это примем! Мы и это примем, лишь бы люди пришли в себя!
Давая ему эти голоса, мы также выдвинули условия: в связи с проблемой Нагорного Карабаха — не может быть пораженческой политики и минимальный порог наших пожеланий должен сохраняться; не может быть посягательств на армяно-российских отношения, ОДКБ, ЕАЭС и так дале; что должно быть реализовано подписанное с Евросоюзом соглашение; а в остальных вопросах — экономическая политика, налоговая… пусть они реализуют свои программы.
И мы были последовательны в вопросе этого нашего заявления. Не знаю, помнишь ты или нет, мы были одними из первых, кто высказал сомнения по поводу политики этого, проводимой в вопросе Карабаха. Была полная каша. Он то говорил, что этот вопрос мы уже довели до, не знаю, какой плохой ситуации; то говорил, что вопрос Карабаха должен решаться здесь – на площади; то говорил: «Я не знаю, чего хочет наш народ в вопросе Карабаха»; то говорил: «Арцах – это Армения, и точка». То есть совершенно непонятное нечто, и каждый раз, не ленясь, мы реагировали. Мы отреагировали, когда эти начали отказываться от Мадридских принципов.
Понимаешь?
МГЕР МКРТЧЯН – Вот сейчас, поскольку мы заговорили о вопросе Карабаха, хочу попросить об одной вещи, господин Президент. Много говорят в последнее время, и в СМИ, и разные специалисты всегда говорят: Мадридский, Казанский договор… Вокруг урегулирования Арцахского вопроса есть много таких терминов, но я уверен и знаю одно: большинство народа, наверное, и я не исключение, не понимает всего этого. Люди путаются в этих дипломатических терминах. Если возможно, господин Президент, можете ли Вы очень простым, обычным языком, даже бытовым, не знаю, очень ясным языком объяснить, какие переговоры Вы вели, и что передали этим, и что произошло после всего этого? Но очень ясно.
СЕРЖ САРГСЯН – Очень хорошо, постараюсь. Мы хотели, чтобы проблема Нагорного Карабаха решилась мирным путём. Без войны. Во-вторых, мы хотели, чтобы это решение было таким, чтобы вопрос статуса Нагорного Карабаха свободным волеизъявлением решали жители Нагорного Карабаха. Вместо этого мы готовы были, да, также на уступки.
То есть мы хотели, чтобы посредством компромиссов вопрос решился так, чтобы жители Карабаха сами решили свой статус – где они хотят жить, в составе Азербайджана ли, в составе Армении ли, независимо ли и так далее.
Для нас было очень важно, чтобы международное сообщество на очень высоком уровне, например, в виде резолюции Совета безопасности ООН, закрепило это право населения Нагорного Карабаха. А это предполагало, поскольку потребовалось бы длительное время для этого, предполагало промежуточный статус для Нагорного Карабаха. А этот статус был больше, чем во время ведения переговоров. Я смог объяснить?
Что мы им передали? Чтобы Вы, имею в виду ты и народ, смогли составить правильное впечатление, не нужно следить за сказанным этими. Совершенно. Они трясут какими-то бумагами, рассказывают какие-то сказки, что мы довели до этой ситуации, до той ситуации. Два раза Алиев сам, собственными устами об этом заявлял. Один раз в 2016 году на заседании своего правительства, что его за закрытыми дверями заставляют признать это право Нагорного Карабаха. Он говорил – независимость. И во второй раз, после войны, когда он приехал в Кашатахский район, он оттуда заявил – сказал, что и этот, и Кельбаджарский район должны были остаться армянам. То есть это во время того промежуточного статуса. Азербайджан должен было получить пять районов, а Лачин и Кельбаджар должны были остаться до дня проведения референдума.
МГЕР МКРТЧЯН – А о Шуши речи вообще не было?
СЕРЖ САРГСЯН – Нет. Абсолютно. Никогда о Шуши никакого разговора не было, по крайней мере, в течение последних десяти лет.
Нужно следить за заявлениями сопредседателей. Сразу после войны капитулянт заявил какие-то вымышленные вещи — Министерство иностранных дел России, устами сопредседателя Игоря Попова сразу заявило, что нет, вы говорите неправду.
Да, в 2019 году этим, было сделано другое предложение. Другое! И спикер Министерства иностранных дел России Мария Захарова сделала одно очень интересное заявление, сказав, что наших последних документов было три. Их было три! Один, который должен был быть подписан между Арменией и Азербайджаном, второй параллельно(!) должен был быть подписан странами-сопредседателями и третий – это была Резолюция Совета безопасности ООН – для нас, сохраняя минимальный порог наших желаний. Я смог просто объяснить?
МГЕР МКРТЧЯН – Довольно. Я понял.
СЕРЖ САРГСЯН – Хочу ещё одну вещь сказать, что очень многие, даже специалисты, на этот вопрос не обращают внимания, а эти, пользуясь случаем, всегда говорили: «Что вы говорите? Всё равно Азербайджан на это бы не согласился». Прежде всего, есть конфликты, жизнь которых в два-три раза длиннее, чем проблемы Карабаха, переговорный процесс. И почему мы так считаем, что за этот период не смогли решить? Но мы шли правильным путём.
И второе, я был убеждён, и я уверен, наша переговорная команда во главе с Эдвардом Налбандяном была уверена, что Азербайджан никогда бы не согласился. Тогда возникает вопрос: почему? А почему мы тогда вели переговоры? Потому что для нас было очень-очень важно мнение международного сообщества, решение сопредседателей, наконец, Резолюция Совета безопасности ООН. Потому что в истории почти все вопросы самоопределения [всегда] сопровождались элементом принуждения.
Конечно, было бы хорошо, чтобы и Азербайджан с этим согласился, но если не соглашается…
Если международное сообщество принимает этот вариант решения, воспринимает его, миротворцы приходят и встают, промежуточный статус действует… А этот промежуточный статус предполагал, что международное сообщество признаёт пять или шесть, так называемых, компонентов обеспечения безопасности Нагорного Карабаха, в том числе, что силы самообороны Нагорного Карабаха обеспечивают безопасность Нагорного Карабаха. Официально принималось, что Армения является гарантом безопасности Нагорного Карабаха. Но что чрезвычайно важно, международное сообщество принимало легитимность исполнительной и законодательной власти Нагорного Карабаха, легитимность судебной системы. Чего ещё мы хотели?
МГЕР МКРТЧЯН – Господин Президент, тяжёлый вопрос, но который я должен задать. Вы себя чувствуете виноватым, что один популист смог обмануть стольких людей, вследствие чего мы потеряли целое поколение парней, большую часть Арцаха и, искренне говоря, не знаю, что мы ещё потеряем и что ожидается? Вы принимаете, что также по Вашей вине, по вине Вашей власти Николу удалось прийти к власти? Не знаю, вследствие Ваших упущений, ошибок власти… и даже сейчас, спустя три года, продолжают пугать бывшими.
СЕРЖ САРГСЯН – Да, по первой части твоего вопроса – да. Да, я считаю себя виноватым, что они пришли к власти, и это не первый раз говорю.
По моей части – понятно. А по части тех, кто говорил «дмб-дмб-ху»? А те, кто, неуместно критикуя меня, принимали сказанное этим за чистую монету? А те, сидевшие дома? Им вообще не было заботы, что должно было произойти – они, между прочим, самый опасный тип. А они, когда они скажут, что тоже имеют свою долю вины?
Да, у нас были недостатки. Если найдёте руководителя какой-либо страны, который скажет, что у них нет недостатков, я просто удивлюсь. Возможно, какой-нибудь абсолютный тиран может сказать, что в его стране власть вообще не имеет никаких недостатков.
У нас были недостатки. Сегодняшняя власть этих недостатков не имеет? Да. Кто говорил, что в наше время не было взяточничества? Сейчас нет? Нет? Коррупции нет? Да? Сейчас все родственники этого называемого премьером на государственных должностях — от крёстных-крестников до более близких родственников. Каждый пытается своего родственника устроить на работу. По их представлениям, на хорошую работу.
А знаешь ли, Мгер, что, например, в прошлом году, в позапрошлом году закупки из одного источника в десятки раз увеличились. Может быть, простым людям это будет непонятно: то есть государственный заказ даётся без тендера. В наше время был показатель, какая часть бюджета может расходоваться на закупки из одного источника.
Я не говорю, что это очень грубое нарушение, но все международные структуры всегда указывают, что здесь рисков больше. То есть здесь риски увеличились в десятки раз.
Коррупции нет, да? А было множество примеров, было множество заявлений… По которым возбуждены уголовные дела? Не знаешь, что сталось с теми 600-долларовыми бронежилетами? Этим кто-либо заинтересовался? Что означает, даже во время войны, в обход Министерства обороны в большом объёме совершать закупки? В чём сложность, дать эти деньги Министерству обороны, и чтобы Министерство обороны это делало? А потом бьют себя в грудь и говорят, что мы честно расходовали, просим нам верить. Да, в нашей команде были люди, которые также делали высокомерные заявления — за это и были наказаны, и уволены с работы, и исключены из партии. Сегодня нет делающих такие высокомерные заявления?
МГЕР МКРТЧЯН – Я хотел добавить, что во время Вашей власти были люди, которые лично у меня, как у человека, вызывали отвращение. Но даже в этом сравнении, потом пришли другие люди, которые вызывают намного большее отвращение. День ото дня хочешь понять, где это дно, ниже которого всё это… Эта культура, эта политическая культура, не знаю, как назвать… Словарный запас… До каких пор ещё можно опускать?! Но каждую неделю мы устанавливаем новый рекорд. И самое тяжёлое, что не знаешь, чем закончится всё это. Но этот вопрос я придержал для самого конца.
СЕРЖ САРГСЯН – Очень хорошо, продолжая предыдущую тему, я приведу ещё один пример: самая большая критика была направлена на то, что Министерство обороны грабили, делали то, делали это, и так далее.
Мгер, за десять лет моего президентства Министерство обороны из бюджета истратило сумму приблизительно в два триллиона долларов. Так столько, если было разграблено, интересно, сколько есть уголовных дел в этом плане, и сколько восстановили. Три года, наверное, очень мало времени, да, чтобы выявить этот повсеместный грабёж?
Прошу, поинтересуйся, сколько восстановили. Если случайно услышишь, что где-то 10-12 миллиардов, попробуешь посчитать, сколько составляет один процент из двух триллионов, и какую часть одного процента это восстановленное составляет.
МГЕР МКРТЧЯН – Уже посчитал. Очень мало.
СЕРЖ САРГСЯН – Хорошо, что посчитал. Я прошу, чтобы после следующей смены власти эти цифры ты запомнил и сравнил.
МГЕР МКРТЧЯН – Один вопрос, связанный с Алиевым. В последнее время он сделал заявление, в котором отметил – не знаю хвастался или правду говорил, что Азербайджан имел участие в происшедшей в 2018 году смене власти. Не ожидаю получить очень правильный, чёткий и честный ответ, потому что понимаю, если это государственная тайна – Вы не скажете. Господин Президент, в нашей власти сейчас есть шпионы, зарубежные агенты?
СЕРЖ САРГСЯН – Я не владею такой информацией. Не владею. Говорю искренне. Потому что это такое, что только единицам доступна эта информация.
МГЕР МКРТЧЯН – Ладно, иначе сформулирую вопрос. Если однажды придёт новая власть, мы об этом узнаем? Есть ли люди, если это явление есть?…
СЕРЖ САРГСЯН – Если будут, то думаю, да, узнаем. Хотя, Мгер, тот шпион, которого ты представляешь, сегодня совсем иной.
Это, наверное, где-то 20-30 лет назад сплошь у всех агентов брали бумагу об их обязательствах и так далее. Сейчас совершенно не обязательно, грубо говоря, чтобы вредитель кому-нибудь давал какую-нибудь бумагу. Он может своим невежеством нанести этот вред стране, давая пользу врагу. Может сделать это намеренно, разными-разными способами.
Но в конце концов, мне всё равно, сознательно ли этот человек эту информацию доставил, чтобы нанести вред стране, или по невежеству, или руководствуясь своими дурацкими представлениями. Если в конце мы имеем один результат, какая разница?
Что касается Алиева, я думаю, просто, у него после победы голова закружилась, и он делает разные заявления. Только он может сказать, какое участие он имел. Но то, что он мечтал, чтобы в Армении была смена власти – однозначно. И были разные-разные заявления.
Алиев всегда проигрывал нам, и он мечтал иметь какую-то победу. Пусть и это считает своей победой. Не случайно ведь, когда военные действия завершились, он сказал, что он же не Пашиняна победил — он победил армии Кочаряна и Саргсяна. Желание этого человека достигло уже болезненного уровня – победить нас как-нибудь где-нибудь. Ну пусть сейчас говорит.
Для меня он никогда не был конструктивным. Для кого он был конструктивным, пусть тот сейчас и говорит — действительно ли Алиев конструктивный, или нет.
МГЕР МКРТЧЯН – Не считаете ли Вы, что этим он даже унижает Никола, когда подчёркивает, что «я победил армию Кочаряна и Сержа Саргсяна»? Как бы то ни было, мой последний вопрос, господин Президент, и обещаю, что уйду. Героиня моего фильма, Алиса, спрашивает своего Президента: «Сейчас он навсегда?», имея в виду нового премьер-министра. Сейчас у меня есть возможность задать тот же вопрос реальному Президенту. Господин Президент, Никол – навсегда?
СЕРЖ САРГСЯН – Мгер, у нас есть новый премьер-министр? Ты имеешь в виду, действующего премьер-министра?
МГЕР МКРТЧЯН – Действующего.
СЕРЖ САРГСЯН – Я уверен, что ты помнишь известную притчу про кольцо Царя Соломона, которое ему дал мудрец и посоветовал в момент радости читать выгравированное на кольце снаружи, а в самый трудный момент – читать написанное на кольце изнутри. На внешней стороне кольца было выгравировано следующее: «Всё проходит», а на внутренней стороне было написано: «И это пройдёт».
Нам необходимы мудрость и терпение, чтобы мы могли понять, что всё проходит, тем более, власть зла.
Для меня навсегда – Армения и вечны – добрые дела. Мы должны понять, что мы должны делать своё дело, а время сделает своё. И чем более эффективно мы будем работать, тем быстрее время выполнит своё дело.
МГЕР МКРТЧЯН – Спасибо, господин Президент.
СЕРЖ САРГСЯН – Пожалуйста. Я рад, что выполнил своё обещание.
МГЕР МКРТЧЯН – И я.
Источник — официальный сайт Сержа Саргсяна