Гульноза Саид / Координатор программы КЗЖ по Европе и Центральной Азии
«Это было как в фильме ужасов». Так описывает Дмитрий Пратасевич момент, когда он узнал об аресте своего сына Рамана Пратасевича после того, как беларуские власти 23 мая вынудилисамолет, летевший из Греции в Литву, на посадку в Минске. До ареста Раман работал в двух телеграм-каналах – NEXTA и «Беларусь головного мозга», которые раздражали власти своим освещением антиправительственных уличных протестов.
В течение месяца, прошедшего со дня ареста Рамана, Дмитрий и его жена Наталия с ужасом наблюдали за развитием дела их 26-летнего сына, которого они видели только мельком во время трех переданных по телевидению вынужденных признаний. 24 мая государственное телевидение Беларуси показало видео, в котором Раман признался в организации акций протеста и похвалил беларуского президента Александра Лукашенко. 3 июня по государственному телевидению было показано «интервью» Рамана, а затем 14 июня состоялась посвященная вынужденной посадке самолета пресс-конференция, в которой участвовал Раман.
В разговоре с КЗЖ по телефону из Варшавы, куда они переехали из опасений за свою безопасность еще до ареста Рамана, Дмитрий и Наталия рассказали о недавних событиях и о своем сыне – которого они называют Ромой – и его журналистской храбрости. Интервью было отредактировано для большей краткости ясности.
КЗЖ направил запросы о комментариях в Следственный комитет Беларуси и его пресс-секретарю, в Министерство внутренних дел Беларуси, в пресс-службу Комитета государственной безопасности и пресс-службу президента, но ответов не получил.
Читайте также
Где вы были, когда Рамана арестовали?
Дмитрий: Было воскресенье, мы гуляли в парке во Вроцлаве, когда мы прочитали, что самолет вынужденно приземлился [в Минске]. Мы не знали расписания Рамана [на тот день], но почувствовали, что с ним что-то не так. Мы с Наталией очень переживали. И когда мы узнали, что Раман был в этом самолете… Это было ужасно. Мы испугались, очень испугались. Сначала мы не могли поверить, что это происходит на самом деле.
Как бы вы описали все, что произошло после ареста Рамана?
Дмитрий: Как американские горки в каком-то фильме ужасов. Ужас – это главное чувство, которое мы испытываем в эти дни. Как только мы узнали [об аресте Рамана], мы начали выяснять, где он находится и в каком он состоянии. Мы знаем режим в Беларуси, знаем, что может случиться с тем, кого они поймают, знаем, каким пыткам и издевательствам может подвергнуться наш сын. Поэтому мы сразу стали искать адвоката. Но, к сожалению, из-за правового «дефолта» в Беларуси [где законы применяются произвольно], адвокат смогла увидеть Рамана только на четвертый день. Первые несколько часов мы не знали, где он находится. Затем мы получили через Телеграм информацию, в которой говорилось: «ваш сын находится в тяжелом состоянии в одной из минских больниц». Это было ужасно. Мы начали пытаться узнать больше.
Слава богу, информация не подтвердилась, хотя и не была опровергнута. Но [инцидент] привлек внимание всего международного сообщества, всех разумных людей, и власти [Беларуси] показали нам нашего сына, хотя они сделали это, всячески нарушая его права. Они показали его так называемое признание [24 мая], в котором он сказал, что сотрудничает со следствием, но на его лице и теле были отчетливо видны следы избиений и жестокого обращения. Вполне возможно, что его нос был сломан, потому что на первом видео его лицо было под толстым слоем грима. На лбу у него можно увидеть следы большой раны. Позже он сказал своему адвокату, что «потерся» лицом о стену и «натер». Просто детский лепет какой-то! Левая сторона его лица опухла и тоже была под гримом. Как мне показалось, у него не хватало зубов. А на шее можно было увидеть следы удушения веревкой или тросом.
Как вы думаете, почему власти показали по телевидению его признание?
Дмитрий: Думаю, власти увидели реакцию [мирового сообщества] и поняли, что совершенный ими акт государственного терроризма не останется незамеченным, и немного отступили. Государственные учреждения заявили, что Раман сотрудничает со следствием. Переданное в эфир признание нарушило все права Рамана, нарушило тайну следствия и [презумпцию невиновности]. Но это какие-то жалкие попытки властей оправдать угон самолета.
Что увидела адвокат, когда она наконец встретилась с Раманом на четвертый день его задержания?
Дмитрий: По законам Беларуси, адвокат не может никому сообщать, где содержится ее подзащитный, какие обвинения ему предъявлены, и она ничего не рассказывала о состоянии Рамана. Но узнав, что Раман жив – по крайней мере, адвокат видела его живым – мы почувствовали облегчение.
На следующий день [после визита адвоката к Раману] наша дочь пошла в следственный изолятор КГБ [Комитета государственной безопасности Беларуси] в Минске с посылкой для Рамана с продуктами и некоторыми необходимыми вещами. Только когда они приняли посылку, мы со 100% уверенностью узнали, что Раман находится там. До того дня мы могли только догадываться.
Потом показали второе видео – я не хочу называть это интервью, потому что ни с профессиональной, ни с этической точки зрения это не было интервью. Вы могли видеть, что Раман был под большим стрессом, и что его продолжают пытать. Это могут быть психологические или физические пытки, или и то, и другое. Мы очень беспокоимся за его состояние, потому что мы ничего не знаем о здоровье нашего сына. Мы подали жалобу с просьбой провести медицинское обследование Рамана; власти должны были ответить на жалобу в течение 10 дней, но она осталась [без ответа], вероятно, ее никто даже не читал.
Власти делают все, чтобы мы не узнали о Рамане, поэтому мы очень внимательно смотрели видео – мы даже не прислушивались к его словам, а внимательно осматривали его лицо и тело. Адвокат снова смог увидеться с ним на 11-й день.
Ожидал ли Раман такого обращения со стороны властей после того, как канал NEXTA был заклеймен как «экстремистский», и Раман в ноябре он был объявлен в «международный розыск» беларуским правительством?
Дмитрий: Не думаю. Когда КГБ [Комитет государственной безопасности Беларуси] включил его в список «склонных к [совершению] террористических актов», Раман пошутил, сказав: «О, я стал террористом». Как можно было относиться к этому серьезно – заклеймить террористом только из-за журналистики? Государственные телеканалы начали кампанию против него, называли его террористом, экстремистом и даже неонацистом и, извините, «выродком». Раман не воспринимал это всерьез отчасти потому, что чувствовал себя в безопасности в европейской стране.
Получал ли он когда-либо угрозы, когда работал в NEXTA или на канале «Беларусь головного мозга»?
Дмитрий: Да, угрозы поступали. Они были направлены на то, чтобы заставить его прекратить работу, мы даже подозревали, что за ним была слежка [в Польше]. Но скорее всего беларуские власти не хотели делать что-либо незаконное на чужой территории. Не думаю, что он когда-либо думал, что работа тогдашнего 25-летнего мальчишки – он же практически пацан еще – может потрясти всю государственную систему в Беларуси. Он только сообщал о событиях, делился информацией, которую ему присылали.
[Примечание: Раману сейчас 26 лет].
Не могли бы вы рассказать немного подробнее о работе Рамана с телеграм-каналами?
Дмитрий: Он много работал, очень много. Когда он начал, было совсем немного подписчиков. Когда он уходил с NEXTA, у канала было более двух миллионов подписчиков. Это был результат его работы. С октября 2020 года работал с «Беларусью головного мозга» из Вильнюса, [Литва]. Он так много работал, был постоянно уставшим, но продолжал работу, потому что часто говорил: «Если не я, то кто будет это делать?» Его команда практически вынудила его взять отпуск и поехать в Грецию.
Как Раман решил стать журналистом?
Наталия: Летом 2011 года Рамана впервые задержали. Ему было 16. Он и его друзья, несколько других мальчиков, сидели на скамейке и наблюдали за людьми во время молчаливого протеста, когда милиция и ОМОН начали всех вылавливать, включая его и его друзей. Он провел в заключении 24 часа.
Раман был в шоке. Он долго не мог перестать об этом говорить. Он говорил: «Я не могу поверить в жестокость, с которой милиция обращалась с людьми. Ничего подобного я еще не видел. Были старики, женщины, была мать с ребенком, они ее избивали. Всех согнали, избили в автозаке. Такого беззакония я еще не видел».
Это было его первое задержание. Мы много говорили об этом в то время. Это очень сильно изменило его взгляды.
Он учился в лицее для одаренных детей. Директор лицея поговорила с Ромой, и Рома сказал, что то, что он видел во время акций протеста, было несправедливостью. На нас очень давила администрация лицея. Как у одного из лучших учеников, у Ромы была президентская стипендия. Мне все время звонили на работу и говорили, что с моим сыном должен работать психолог, потому что у него неправильные взгляды. А я им сказала: «Какое отношение взгляды имеют к его успеваемости?» Мы были вынуждены уйти из лицея. Это был второй стрессовый момент, когда он снова столкнулся с несправедливостью.
В школе он думал стать журналистом?
Дмитрий: В школе он был отличником, лучшим учеником, интересовался компьютерами, физикой, исследованием космоса. Когда он пошел в первый класс, он читал со скоростью пятиклассника. У него была комната, полная книг, думаю, у него было больше книг, чем у всех других членов семьи. Его любимым предметом была физика.
В апреле 2011 года он участвовал в посвященной космонавтике международной конференции в Санкт-Петербурге, где диплом ему вручал сам легендарный [российский] космонавт Георгий Гречко. Проект Рамана занял второе место среди всех участников – он предложил новую систему спутникового охлаждения.
Он также увлекался иностранными языками. Он учился в гимназии с усиленным изучением польского языка. Он учил польский в дополнение к английскому. В шестом классе весь класс повезли на экскурсию в Польшу. Переводчик не очень быстро переводила, и тут подключился Рома. Потом весь класс ходил за Ромой, слушал его, потому что он переводил лучше, чем профессиональный переводчик.
Наталия: В сентябре [2011] из-за его задержания ни одна школа не хотела брать Рому на учебу. В министерстве образования нам сказали: «Он будет плохо влиять на других детей, его надо перевести на домашнее обучение». После разговоров и встреч с представителями министерства образования Раман пошел в 11-й класс обычной районной школы в октябре [поздно, так как учебный год начинается 1 сентября]. Все говорили Роме, что он не сможет поступить в университет из-за своих политических взглядов.
В 11 классе он подружился с молодыми журналистами. Он ходил на акции протеста фотографировать. Его первым местом работы стал [независимый беларуский новостной сайт] Tut.by. Он встретился с журналистами и Мариной Золотовой [главным редактором Tut.by, которыя сейчас находится под стражей]. Она взяла его на работу фрилансером, хотя ему было всего 17 лет.
[После окончания средней школы] он проучился в радиотехническом университете полгода, но ему это было неинтересно. Он сказал: «мама, это не мое», поэтому бросил учебу и летом 2012 года поступил на журфак. Одновременно он продолжал работать репортером.
На вас, как на родителей Рамана, оказывалось давление со стороны властей?
Наталия: В августе 2020 года мы решили бежать из Беларуси. Ночью 17 августа мы уехали с парой чемоданов. Сотрудник КГБ позвонил Дмитрию перед выборами [9 августа] и попросил приехать с ним на встречу. Во время встречи офицеры просили Дмитрия заставить Рамана вернуться в Беларусь из Польши. Он сказал, что Раману следует прекратить свою работу в NEXTA, если он не хочет, чтобы потом не пришлось жалеть своих родителей, бабушку и дедушку и свою сестру. Это были прямые угрозы за неделю до выборов.
Как-то я поехала к друзьям на их дачу под Минском, и пока мы пили чай, им позвонили. Звонивший сказал моим друзьям: «Если вы дружите с матерью Рамана Пратасевича, вы должны повлиять на нее, чтобы Раман прекратил свою деятельность, иначе у вас будут проблемы». Понимаете, даже моим друзьям угрожали. За мной следили. Они знали, где я, они даже сказали моим друзьям их адрес.
Наши телефоны, вероятно, тоже прослушивались, потому что как только я звонила Роме или Рома звонил нам, были какие-то щелчки, звуки, как будто они записывают или слушают … Возле нашего дома постоянно стояли люди.
16 августа у нашего дома сотрудники ОМОН в масках, черной форме и с собаками начали избивать таксиста во время акций протеста. Мужчины из нашего дома вышли его защищать. Я смотрела на все это со своего балкона, но мы не могли просто стоять и смотреть, поэтому с соседкой вышли на улицу. Это было ужасно, шумно, жестоко. Потом позвонил Рома. Я рассказал ему, что случилось, и что я пыталась защитить беднягу. Тогда Рома сказал мне вернуться в квартиру и запереться на все замки. Дмитрий уже выехал с работы домой. Мы думали, что за нами придут после этого инцидента, боялись, что они могут появиться в любой момент.
Тогда мы и решили уехать из Минска и сначала поехали отдыхать в Украину, думали, что это всего на пару недель. Технически я был в отпуске, но меня уволили. Когда мы были еще в Киеве, мы решили поехать в Польшу, где уже в сентябре увиделись с Ромой.
Как вы думаете, что будет дальше с Раманом? Помогают ли так называемые признания Раману добиться более короткого срока наказания или ускорить его освобождение?
Наталия: Не могу сказать, не знаю, никто не знает, что будет дальше. В Беларуси не работают законы. Решения принимаются произвольно. Я не спала со дня его ареста.
На первой видеозаписи [признания] я увидела очень четкие признаки того, что его били. Я его мать, я знаю. Но думаю, что для всех было очевидно, что его били.
На пресс-конференции его лицо выглядело уже лучше, но неизвестно, что у него под одеждой. Раман находится под сильным психологическим давлением, в этом я не сомневаюсь. Вероятно, ему угрожают. Я могу только надеяться, что если они заставляют его говорить то, что им нужно, может быть, его хотя бы перестанут бить.
Комитет по защите журналистов
Фото: Наталия и Дмитрий Пратасевичи, родители беларуского журналиста Рамана Пратасевича, на пресс-конференции в Варшаве (Польша) 27 мая 2021 г. (Рейтер/ Agencja Gazeta/Jacek Marczewski)
