Фраза “своим — все, чужим — закон” имеет множество спорных атрибуций. Кто приписывает ее Франко, кто — Муссолини, кто — Лао Цзы, кто — мексиканскому президенту Бенито Хуаресу. Но по мне важен не автор, а смыслы из этой мысли проистекающие.
На первом слое понимания — вопиющее лицемерие и двойные стандарты. Готовность ради своих (и не важно как именно свойскость определяется — классово, идейно, лично) пойти на всевозможные нарушения идеально иллюстрирует политическую жизнь любого постсоветского государства.
На втором слое понимания, то, что закон в обществах наподобие нашего, является не сводом рациональных правил деятельности, а дубинкой для усмирения неугодных. Смирительной рубашкой, надетой на тех, кто не сподобился стать или перестал быть своим. Из инструмента регулирования закон становится инструментом наказания, и именно это приводит к тому, что исполнение закона ведет не к приумножению общественных благ, а к увеличению числа недовольных.
Задумавшись над этой фразой дальше, мы вдруг обнаруживаем, что избирательное и деструктивное применение законов приводит к неизбежной профанации самой идеи правового, а значит, современного и цивилизованного государства.
Читайте также
Считается, что на Западе (не географическом, а ценностном) контракт важнее личных отношений, на Востоке же — отношения важнее контракта. Как бы мы не хотели в этом признаваться — наше общество — общество восточное. Общество построенное на отношениях и социальных связях. На доверии к личности, а не к институтам. На нежелании сделать неприятное. И именно поэтому мы ожидаем, что гадости будет делать кто-то другой, но не мы.
Именно в этом контексте надо рассматривать тезис о диктатуре закона, озвучиваемый после выборов. В этом, на первый взгляд, оксюмороне (диктатура не признает законов, законы — исключают диктатуру) идеально оформлено идеологическое противоречие нашего общества. С одной стороны всем хочется, чтобы чужих наказали, с другой стороны хочется, чтобы своих не трогали. А такое возможно только в ситуации институционализированных двойных стандартов, иными словами — беззакония.
Именно беззакония хочет избиратель и именно беззаконие ему обещала победившая на выборах партия — Гражданский Договор. Но смелости признать это нет ни у избирателя ни у партии исполняющего обязанности премьера. Нам показывают все атрибуты беззакония, но, почему-то, стесняются сказать об этом прямо и без манипуляций.
Эта странная дихотомия — одновременное вожделение и неприятие понятия “закон” и есть то, что фатально дистанцирует нас от цивилизации. Мы хотим закона, но не правового государства. Мы хотим наказаний без суда, осуждения, без должных юридических процедур, равенства прав, но не обязанностей.
И до тех пор, пока мы не осознаем порочности этих противоречий, мы будем наслаждаться вот тем, что мы каждый день видим и чем каждый же день возмущаемся.
Заслужили.
С.Е.