Как это ни странно, но лучшее представление о советской жизни, которую я застал еще в раннем юношестве мне дают книги братьев Стругацких — фантастов. Писали они, в основном, о далеком будущем победившего коммунизма. Но антураж будущего, космоса, всеобщего равенства, и советского представления о меритократии — “каждому по потребностям, от каждого по способностям” — не сделал их литературу памятником соцреализма, скорее наоборот — аккуратно скрыл глубокую, убежденную антисоветскую позицию авторов.
В романе “Трудно быть Богом” описывается планета, в средневековье которой внедрены около двух десятков ученых с Земли, помогающих этому обществу поскорее перешагнуть этот этап развития. Реформы в феодализме — дело муторное, и то с чем прогрессорам (тем, кто пытается ускорить прогресс своим вмешательством) приходится столкнуться крайне показательно.
Один из главных действующих лиц, дон Рэба (в одной из первых версий романа он был дон Рэбия, но из-за слишком прозрачной аналогии цензоры настоятельно порекомендовали авторам сменить его имя) создает предпосылки для государственного переворота — способа избавиться от слишком своевольных придворных, обслуживающих их ученых, артистов, врачей.
И вот здесь начинаются мерзкие аналогии с советской (а то и не очень с советской) действительностью. Оказывается, что прекрасная идея избавления от власти ворующего и незаслуженно облагодетельстванного меньшинства обязательно реализуется через гонения на просвещенных и инакомыслящих. Оказывается, что схожие, на первый взгляд задачи у прогрессоров и у дона Рэбы имеют совершенно разные решения — прогрессорам важно, чтобы развивались культура и наука, дону Рэбе — чтобы ему никто не мешал.
Но самое важное — прогрессоры, с высоты своего XXII-го века допускают, что могут ошибаться, а дон Рэба — безусловно уверен в своей правоте.
Выведенная в эпиграф цитата — это выдержка из разговора дона Руматы — прогрессора с Земли XXII-го века — с доном Рэбой, лидером переворота серых. Ее емкость, отточенность и, в случае с братьями Стругацкими, вымученность, показательна. И, к сожалению, бессмертна.
XX-ый век доказал, что любой социальный эксперимент, имеющий своей целью улучшение человеческого материала, неизбежно приводит к насилию. Насилию против инакомыслящих. Ведь любое мыслие — оно инакомыслие. Заставить людей мыслить одинаково возможно только если их заставить перестать мыслить. Вообще.
Мой строгий редактор — Арам Абраамян — в одной из своих ежедневных колонок писал о совершенно непотребном уровне гуманитарных и общественных наук в Армении. Все дело в том, что именно гуманитарии всегда задавали вектор развития общества. Обозначали моральные и нравственные маяки, ориентируясь на которые, люди, общества и государства находили свой путь. И именно они были в первых рядах инакомыслящих. Гуманитариев крайне сложно выдавить во внутреннюю эмиграцию. Людей прикладных профессий и склада ума — проще.
Иными словами, и тут опять самое время вернуться к эпиграфу, верными могут стать только люди прикладных профессий, но не творческих и гуманитарных.
Но я отвлекся. Пора заканчивать, а закончу я тоже цитатой из “Трудно быть Богом”: больше всего я боюсь тьмы, потому что во тьме все становятся одинаково серыми.
С.Е.
