Недавно в парламенте премьер-министр Пашинян заявил, что власти Армении, в отличие от руководства Азербайджана, не имели концепции урегулирования карабахского конфликта.
Если мы говорим о Кочаряне, Саргсяне и о нем, то с этим утверждением трудно поспорить. Концепция существовала до 1998 года, и она была сформулирована во время первой арцахской войны: мы оккупируем территории вокруг бывшей Нагорно-Карабахской Республики, чтобы вернуть часть из них Азербайджану в обмен на международный признанный статус Карабаха.
Подход Тер-Петросяна не нашел поддержки у части его команды, а также у большинства граждан Армении. После этого и до сегодняшнего дня на самом деле нет концепции. Сказать, что решение должно удовлетворить народы Армении, Арцаха и Азербайджана, было не концепцией, это была просто красивая формулировка, в лучшем случае доброе желание, которое не сбылось. В конце концов, Азербайджан нашел решение, которое в основном его устраивает, а нас совсем не устраивает.
Даже сейчас власти Армении регулярно говорят о нормализации отношений с Азербайджаном и Турцией. В отличие от “ура-патриотов”, я считаю, что это жизненная необходимость. Но даже сейчас, по сути, не сказано, на каком основании это будет происходить.
Признавая территориальную целостность этих стран или делая оговорки по этому поводу? Признать, что от Республики Арцах остался маленький кусочек, или не согласиться с этой реальностью? Считаем ли мы официально Шуши и Гадрут оккупированными или нет? Следует ли подписывать с Турцией документ, аналогичный Цюрихским протоколам 2009 г., или следует разрабатывать резолюции, основанные на совершенно иных идеях?
Обычно, когда нет концепции, власти “отметают” такие вопросы следующими предложениями: “Все это должно быть решено в ходе самих переговоров”. Или “наш подход основан на принципе самоопределения наций”. Но готовы ли Турция и Азербайджан, у которых, как мы выяснили, есть концепция, вести переговоры по этому принципу? Если они не готовы, а мы не готовы к их условиям, то разве переговорная ситуация в основном не такая же, как в 1998-2018 годах, с той разницей, что у сторон, выигравших войну, есть основания для существенного ужесточения своих позиций? И если да, то разве нынешняя ситуация не содержит опасности новой войны?
Читайте также
Арам АБРАМЯН
