Исследовательский Центр «Регион»
Штефан Майстер, руководитель Центра Восточной Европы, России и Центральной Азии, Немецкий совет по международным отношениям
— Как отражаются армяно-азербайджанские поствоенные процессы на внешнеполитических интересах Германии? Рассматриваются ли в Германии эти процессы отдельно от российско-украинской войны?
Ситуация вокруг Карабаха между Арменией и Азербайджаном после войны 2020 г. не получает должного внимания в Германии. Южный Кавказ не рассматривается столь важным для европейской безопасности, хотя он является таким на самом деле. В кругах немецкой политической элиты нет понимания важности этого продолжающегося конфликта и его воздействия на весь регион. Она очень сосредоточена на том, что происходит на Украине, на поддержке Украины, что очень и очень важно. Но в Германии также должно быть лучшее понимание того, что эта война России на Украине оказывает огромное влияние на весь постсоветский регион. И что безопасность и геополитический баланс изменились в этом регионе в результате и войны 2020 года, и войны на Украине. То, что эти войны влияют на ЕС и его политику соседства, на безопасность, недостаточно обсуждается в Германии, в других странах-членах и в самом ЕС.
Читайте также
Это ключевая война 21 века, которую также изучали военные аналитики с точки зрения использования разведки, современного оружия (беспилотники и другое). Думаю, что это – война, которая повлияет на организацию войн в следующих десятилетиях. Эта война оказывает воздействие на Германию и Европейский Союз, на то, как меняется соседство. Сейчас мы видим, что с ослаблением России баланс безопасности на Южном Кавказе изменился. Раньше Россия обеспечивала авторитарную стабильность, но теперь она не желает или не может это сделать на Южном Кавказе. А ЕС, включая таких его крупных игроков как Германия и Франция, должен комплексно заниматься вопросами безопасности по соседству и стать значительно более активным игроком также в зонах региональных конфликтов, в ситуации с безопасностью на Южном Кавказе и в более широком Черноморском регионе. То, что мы увидим на Южном Кавказе – будет реконструирование регионального порядка, другие игроки (Турция, Иран, Саудовская Аравия и Китай) будут все больше и больше формировать региональный порядок безопасности. И если ЕС и его страны-члены не станут более активными в регионе Южного Кавказа, в зоне конфликта, и в плане вовлеченности, то ЕС потеряет воздействие на безопасность в своем более широком соседстве. Это, в свою очередь, повлияет на стабильность, миграцию, модели управления (на то, насколько демократические и авторитарные режимы будут успешными в этом регионе) и на имидж Европейского Союза и его соседей.
— Можно ли сказать, что сегодня формируются новые алгоритмы взаимоотношений в регионе Южного Кавказа? В чем они проявляются и какова роль ЕС в этом контексте?
В результате этих двух войн — войны 2020 г. между Арменией и Азербайджаном, а затем войны России против Украины 2022 г. — мы видим перемешивание всего постсоветского региона. На Южном Кавказе нет порядка безопасности. И мы видим, что на данный момент в регионе доминирует сила, при ослабленной России, но все еще способной действовать и быть ключевым игроком, при возрастающей мощи других игроков – Турции, Ирана. Думаю, что в будущем и Китай будет играть большую роль. Итак, то, что происходит сейчас — это переконструирование регионального порядка, где на данный момент Азербайджан играет доминирующую роль, потому что у него есть военное превосходство при поддержке Турции. И у нас есть другие внешние игроки, такие как Турция, Израиль, Иран, Китай и Саудовская Аравия, но также ЕС и США, играющие новую роль в этой ситуации. И они должны определить заново свои роли и интересы в регионе. Сейчас мы видим, что ЕС более активен на Южном Кавказе. У нас есть эта фасилитирующая платформа с Шарлем Мишелем, наблюдательная миссия ЕС на границе Армении с Азербайджаном, и у нас больше дипломатической активности ЕС (уже не Минской группы ОБСЕ, а самого ЕС) в координации своей деятельности с США. США также снова становятся более активными в регионе. Сейчас ЕС пытается стабилизировать ситуацию, которая стала очень динамичной. Растет интерес к энергетическому отделению от России, есть больше интереса к ресурсам Каспия, также к торговым путям, к связям с Южным Кавказом (всё это о Среднем коридоре).
И я думаю, что мы пребываем как раз в состоянии переходного периода к новому порядку региональной безопасности для Южного Кавказа, в условиях возрастающей роли внешних акторов в региональной безопасности и неспособности Армении и Азербайджана найти мирное соглашение, приемлемое для обеих сторон. Это значит, что у нас будут постоянные конфликты, используемые другими внешними игроками в своих интересах и для взаимодействия с регионом и его странами.
— Какой повестки придерживается Германия конкретно в вопросах поствоенного армяно-азербайджанского противостояния? Отличается ли эта повестка от повесток других стран-членов ЕС? Чего больше – угроз или возможностей для Германии и ЕС?
Честно говоря, на данный момент не вижу в чем заключается повестка Германии в отношении Армении и Азербайджана. Я не замечаю такого лидерства, как было в прошлом при Пакте стабильности для Южного Кавказа — концепции 15-летней давности. Сейчас с немецкой стороны не так много участия. Речь постоянно идет о стабильности, предотвращении миграции, об укреплении многосторонних институтов. Буквально несколько недель назад в Берлине состоялись встречи с лидерами Армении и Азербайджана. Так что с немецкой стороны есть своего рода дипломатическое участие и поддержка платформы Шарля Мишеля. Но у Германии нет конкретной, специфической повестки по безопасности, взаимодействию или конфликтной стратегии в отношении региона. Это отсутствие взаимодействия также ослабляет подход ЕС к региону, и это ошибка. Чтобы играть более важную роль в стабилизации ситуации и интернационализации решения конфликта (особенно в Нагорном Карабахе), нужно больше участия ЕС и крупных стран-членов.
Меняющаяся ситуация с безопасностью также предоставляет возможности: если будет соглашение, если будет признание также статус-кво, если, например, будет открыта граница между Арменией и Турцией, если будут новые возможности для связи Армении с транзитными коридорами между Азией и Европой и для интеграции также в этом Среднем коридоре, при сотрудничестве с Азербайджаном по инвестициям в инфраструктуру, в возобновляемые источники энергии, если ситуация станет более открытой, чем есть сейчас, если мы преодолеем все это. Но если одна сторона будет доминировать во всем мирном процессе и диктовать свои правила, то это не приведет к устойчивому миру. И я думаю, что все это послужит открытию ситуации и при ослабленной России. Как Россия желала сохранить статус-кво, как она была заинтересована в сохранении конфликта для рычагов воздействия на обе страны. Думаю, что теперь есть возможность преодолеть это российское доминирование и парадигму в регионе, и еще больше интернационализировать конфликт, взаимодействовать с обеими сторонами конфликта и, возможно, даже помочь возобновить сотрудничество в контексте соседства с ЕС, возможен даже выход Армении из российской сферы влияния и интегрирование по одной позиции с Евросоюзом. Так что я вижу здесь много возможностей, но в данный момент все они заблокированы из-за очень опасной военной ситуации, ситуации с безопасностью, а также из-за отсутствия воли идти на компромиссы и заключать устойчивое мирное соглашение.
— Видите ли перспективу установления режима мира и стабильности между Арменией и Азербайджаном в условиях также и обострившихся российско-западных отношений из-за российско-украинской войны?
Проблема в том, что у нас есть три уровня: локальный (двусторонний) уровень, региональный уровень (где соседи используют этот конфликт), и есть какой-то глобальный уровень (где наблюдается противостояние Россия-Запад или, может быть, даже противостояние Запад-Россия-Китай). И все это воздействует на состояние данного конфликта. Этот режим должен стартовать с достижения прочного мирного соглашения между Арменией и Азербайджаном. Но не думаю, что с этим максималистским подходом Азербайджана и с этой его культурой победы и реванша наступит мир. Но если эта проблема будет решена, если будет соглашение (возможно, при поддержке и содействии или даже переговорах ЕС и США), то это даст внешним игрокам меньше свободы действий в отношении обеих стран. Это уменьшит также влияние внешних игроков на обе страны, потому что будет меньше возможностей для манипуляции ситуацией, сложившейся между конфликтующими странами. Но пока этого не произошло и все эти три уровня не будут взаимодействовать друг с другом (Россия и Запад находятся в состоянии такого большого конфликта, что нет ни компромисса, ни подходов к сотрудничеству, на постсоветском пространстве постоянная конкуренция между ними), я, действительно, не могу сказать, как это можно преодолеть.
Мы можем утверждать, что если руководство в Турции изменится после выборов в мае, если, возможно, появится более прогрессивное правительство с точки зрения демократизации, интеграции с Европой и решения этого вопроса с Арменией, на Армению и Азербайджан будет оказано давление, чтобы преодолеть ситуацию. Этот вариант может быть окном возможностей, но я довольно скептически отношусь к тому, что Турция бросит вызов отношениям с Азербайджаном, даже при новом правительстве, без президента Эрдогана, который может не победить на этих выборах. Но проблема западной стороны в том, что это взаимодействие недостаточно всеобъемлющее и серьезное. Нужно больше, чем содействие, нужны переговоры, нужно наращивание рычагов воздействия также на обе страны — Армению и Азербайджан. И мы должны попытаться активнее интегрировать их в ЕС, потому что это также создаст преобразующий заряд для всей ситуации. Но есть много знаков вопроса с упомянутыми мной обстоятельствами. Я довольно скептически отношусь к тому, что это произойдет сейчас, в той очень сложной геополитической ситуации и в том положении по безопасности, в которых мы находимся.
— Какие страны, организации могут добиться того, чтобы Азербайджан прекратил блокаду Лачинского коридора, которая длится вот уже больше 4 месяцев? С какой целью Азербайджан устроил эту блокаду и чего достиг на данный момент?
Главная цель Азербайджана – получить контроль над Карабахом и, в первую очередь, контроль над доступом в Нагорный Карабах, над всей его территорией. А затем интегрировать его в Азербайджан и включить это в мирное соглашение, подписанное Арменией. А если люди не примут правила азербайджанского правительства, вытеснить их из региона. Азербайджан также ощущает давление. Если Эрдогана, возможно, не переизберут, то заручиться поддержкой этой политики со стороны Турции может быть станет сложнее. В Азербайджане хотят оказать давление для решения этой задачи сейчас, потому что внутри страны тоже есть вопросы: где большой успех, где Карабах, какую его часть мы сейчас контролируем? Так что президент Алиев уязвим в этом контексте. Проблема в том, что Азербайджан чувствует себя сильным, супермилитаризованным. И я не вижу в данный момент ни одного игрока, который имеет или наращивает рычаги влияния в Азербайджане для переговоров по мирному соглашению, приемлемому для обеих сторон.
Конечно, Турция здесь ключевая страна, но она во многом связана с Азербайджаном. Так что я не предвижу больших сдвигов в турецкой политике в этом вопросе. ОБСЕ просто нефункциональна, она не будет играть роли в будущем как институт. И ООН тоже не в состоянии сыграть здесь большую роль. Так что я реально вижу в роли основных ключевых действующих лиц ЕС и США. Потому что у нас была регионализация конфликта. И теперь есть толчок к большей интернационализации конфликта и поиску нейтральной платформы. ЕС должен наращивать рычаги влияния на Азербайджан и Турцию. В какой-то момент возможно даже обеспечить миротворчество, потому что я не думаю, что российские так называемые миротворцы играют ту роль, которую должны играть. И эта мониторинговая миссия для меня является лишь отправной точкой для обеспечения большей прозрачности в этом конфликте, а затем реальной работы с обоими правительствами также по соглашению по границе между Арменией и Азербайджаном, по транзитным маршрутам и так называемому Зангезурскому коридору. Карабах – это ключ. Россия в некотором смысле ослаблена и имеет дело с Турцией и Азербайджаном. Я не вижу других акторов, кроме ЕС и США, которые могли бы решить эту проблему.
— Насколько эффективной может быть политика равноудаленности от сторон армяно-азербайджанского и российско-украинского конфликтов?
Война России против Украины меняет интересы России и ее отношения с Европой, ЕС, США и Западом. И это оказывает воздействие на всех взаимоотношениях. Поэтому я думаю, что в этом смысле нет равноудаленности. Проблема в том, что существует так много взаимосвязей, что это затрагивает все конфликтные зоны в общем соседстве, на постсоветском пространстве, а также меняет интерес и роль России как игрока в сфере безопасности. С одной стороны, это ведет к большему участию ЕС в обеспечении безопасности в этом регионе, но в некотором смысле всегда очень ориентировано на Россию. И я думаю, что у нас больше нет площадок, на которых мы говорили бы с Россией и где мы могли бы совместно работать над решением конфликтов. Это просто невозможно в данный момент. А Россия, как разрушительная сила, также использует конфликты. Вот почему я думаю, что все взаимосвязано. Это проблема. Вы можете посмотреть, как Иран и Израиль сейчас вовлечены в этот конфликт. Израиль взаимодействует с США и Турцией (Турция-Иран, Турция-Израиль).
В Европе мы по-прежнему проводим политику Южного Кавказа, политику конфликтов, политику Черного моря, политику Украины и России, но не связываем их друг с другом. Отсутствует стратегическое понимание того, что все это взаимосвязано, и для влияния на другие конфликты и других игроков нужно быть более активными и в других регионах. Так, например, Турция является ключевой страной. ЕС необходимо больше взаимодействовать с Турцией, переосмыслить свою политику в отношении Турции и, возможно, даже попытаться снова усилить интеграцию Турции с Европой, потому что это также повлияет на Ближний Восток, Южный Кавказ и Черноморский регион. И это взаимосвязано также с карабахским и армяно-азербайджанским конфликтом. Вот в чем проблема — во взаимозависимости и в том, что для взаимосвязи со всеми этими акторами, для этих конфликтов и тенденций у нас разная политика. Политика не реагирует на эти взаимосвязи в достаточной мере, и это затрудняет задачу становления решающего игрока в этом регионе.
Серия видео интервью «Повестки и новые алгоритмы политики на Южном Кавказе — 2023» организовывается в рамках проекта Исследовательского центра “Регион” “Новые повестки мира и стабильности на Южном Кавказе после Карабахской войны 2020”, при поддержке Черноморского фонда регионального сотрудничества (Black Sea Trust). Мнения, высказанные в материале, принадлежат их авторам и могут не совпадать с мнениями и позициями Черноморского фонда регионального сотрудничества или его партнеров.