Русская эмиграция на Кавказе: кто, сколько, зачем. Результаты социологических исследований
Более года прошло с момента начала войны и массовой эмиграции из России, но ни в Грузии, ни в Армении, где эмигрантов особенно много, до сих пор не создано ни одного крупного бизнеса или медиа, рассчитанного на русскоязычную аудиторию. И этому есть причины. Недавно я говорил с руководителем одной армянской фирмы. Спрашиваю:
— У вас же под носом готовый потребительский сегмент, десятки тысяч людей, которые готовы платить за товары. Почему вы их не используете? Теряете деньги, а могли бы разбогатеть.
Читайте также
— Мы с удовольствием, но непонятно, кто эти люди, сколько их, чего они хотят, есть ли у них средства. Нет вообще никаких сведений, на которые можно было бы опереться.
Это правда. Огромная аморфная масса, переехавшая из РФ на Южный Кавказ — терра инкогнита. Нас даже посчитать трудно. На протяжение года в инфополе мелькали самые разные цифры (в том числе официальные): 500 тысяч, 600, 700… Потом вдруг люди получали европейские и американские визы, снимались с места, кто-то, не выдержав трудностей возвращался в РФ, и статистика летела к черту.
Более того, многие сами не знают, эмигрировали они или нет. До указа о частичной мобилизации в Армении (думаю, что и в некоторых других странах) была распространена эмиграция выходного дня. Люди уехали, но периодически приезжали в Россию — повидать родных, закончить дела, просто потусоваться. То есть эмигрировали, но слегка, не вполне всерьез. После ужесточения ситуации таких стало на порядок меньше. Но они есть и сейчас.
Еще одно распространенное явление — эмиграция в два приема. Люди уезжали со второй и даже третьей попытки. Уехал, не получилось, вернулся. Хорошо подумал, оценил ситуацию, подготовился и уехал еще раз. На второй или третий раз решился остаться.
Или другой сценарий. Многие уезжали на Кавказ, рассчитывая побыть тут несколько месяцев, а потом перебраться в Европу. Но уже на месте понимали, что Европа — это сложно и дорого, а в Армении к ним относятся хорошо, и условия для жизни комфортные. В эмигрантских чатах каждую неделю всплывают все новые россияне, которые после 5-6 месяцев поняли, что хотят тут остаться, и спрашивают, как оформить легальный статус.
В этом хаосе рождается миллион мифов. Например, с самого начала было понятно, что миграция на Кавказ не совсем русская. Вместе с ней въехали тысячи этнических кавказцев. Для них это не эмиграция, а репатриация. Все это понимали, но никто не мог оценить масштабов. Навскидку называли цифру 30 процентов, и то казалось, что она сильно завышена.
А вот данные, которые недавно придал огласки министр экономики Армении Ваан Керобян: «С февраля 2022 года в Армению релоцировались порядка 118 тысяч человек. Среди них около 68 тыс. — этнические армяне, порядка 50 тыс. — представители других национальностей». То есть не треть, а больше половины!
К слову, похожим образом обстоит дело в Армении и с украинскими беженцами. Елена Шевчук, руководитель центра помощи украинским беженцам «Допомога», называет цифру въезда около 22 тысяч. Из них осталось в Армении примерно 6 тысяч. И почти все они — этнические армяне либо люди, состоящие в смешанных браках, и их родственники.
Еще больше неожиданностей — в социологических исследованиях, появившихся этой весной. Надо только учитывать, что все они основываются на опросах, то есть на субъективном мнении людей о самих себе. А многие до сих пор находятся в полной растерянности, не имеют конкретных планов, не понимают свой статус, и деньги у них то ли есть, то ли нет.
Исследования построены по принципу самоотбора, опрашивали тех, кто сам был готов общаться. Социологи пока не понимают, как выстроить репрезентативную выборку, об эмигрантах известно еще слишком мало. Они показывают общую логику происходящего, но воспринимать их данные с точностью до процента не стоит.
Анализ Центра восточноевропейских и международных исследований (в большей степени сконцентрированный на настроениях уехавших россиян) дает очень осторожные данные, не совпадающие с цифрой министра Керобяна, но и не противоречащие ей. В пересказе проекта Re-Russia они звучат так: после российского вторжения в Украину в Армении осели не менее 42 тысяч россиян, в Грузии — около 62 тысяч.
Дмитрий Руденкин, выполняющий при поддержке Университета Джорджа Вашингтона исследование «Новые российские эмигранты в Армении и Грузии: модели адаптации и перспективы влияния на принимающие сообщества», называет более смелую цифру по Грузии — 112 тысяч. Таковы данные МВД Грузии на конец 2022 года.
А теперь о том, кто эти люди и что они думают.
Эмиграция молодая. Согласно Руденкину, больше половины — 90-х годов рождения. У Центра восточноевропейских исследований результат примерно такой же.
Руденкин описывает среднестатистического эмигранта на Кавказ так: около тридцати лет, чаще всего без детей (просто еще не успел), но в паре. То есть не студенты, не ищущие себя молодые люди, а зрелые более или менее самостоятельные субъекты, способные брать на себя ответственность и решительно менять свою жизнь. Это можно понять: они попадают под мобилизацию.
Комментарий Руденкина:
«Дело не только в мобилизации. Это поколение, взрослевшее в 1990-х и ранних 2000-х. Многие из этих людей впитали ценности свободы, прав человека и западного образа жизни, которые тогда доминировали в жизни общества. Многие успели покататься по Европе, особенно жители Москвы и Питера. Эмиграция таких людей — во многом ценностное несогласие с тем, во что превращается Россия. Будь все дело только в мобилизации, мы бы просто не увидели первой, весенней, волны. Весной о мобилизации и речи не велось, а тысячи людей уже уезжали».
Логично предположить, что эта эмиграция в основном мужская. Опять-таки из-за мобилизации. В эмиграции мужчины без женщин, в России женщины без мужчин. Это подтверждает Центр восточноевропейских исследований: соотношение мужчин и женщин примерно 60 к 30 процентам. Руденкин, впрочем, дает другие цифры: 51 и 47, то есть примерно поровну. Но есть нюансы.
«Распространенный сценарий, — объясняет социолог, — муж переехал, жена живет на две страны. Знаю с десяток таких пар в Ереване: мужу категорически нельзя возвращаться по каким-то причинам, а жена может летать в Россию и решать вопросы, которые там возникают. Женщины не всегда переезжают сразу с мужем, но не всегда и остаются в России в полном смысле».
То есть, и тут ситуация очень подвижная. Пары сами не могут точно сказать, пары ли они до сих пор. Многие семьи распадаются на глазах, не выдержав разлуки и неопределенности. Некоторые прямо сейчас находятся в стадии полураспада. Многие удерживаются вместе несмотря ни на что, и этот вопрос тоже решается прямо сейчас, мучительно, иногда трагически.
В Армении еще с прошлого года бытует миф о том, что приехали в основном айтишники. Действительно, российские IT-фирмы переезжали в Армению целыми офисами. Здесь для них благоприятные условия, более того, правительство Армении планирует в дальнейшем создать в республики высокотехнологичный хаб, армянскую Силиконовую долину. Как следствие, некоторые армяне вместо слова «русский» уже давно говорят «айтишник», и все понимают, о ком идет речь.
Исследования это в целом подтверждают, но гораздо более сдержаны в оценках. 54 процента, чуть больше половины, приехавших действительно работает в IT, указывает Руденкин. Но — а вот тут внимание! — имеет умеренные доходы. Судя по всему, IT-специалисты с однозначно высокими доходами поехали в другие, более комфортные страны.
Важное дополнение: все это горожане с высшим образованием, в недавнем прошлом жители городов-миллионников. 46 процентов Москва. 26 — Питер.
А теперь главное — политическое позиция. Бытует представление, что кавказская эмиграция, особенно армянская, аполитична. Мы обсуждали эту тему с армянским правозащитником Артуром Сакунцем, главой офиса Ванадзорской хельсинкской группы. Артур считает, что политически активных людей среди эмигрантов очень мало, максимум один процент. Правда, этот разговор был до объявления частичной мобилизации. С тех пор градус антипутинских настроений существенно вырос. Но есть расхожее мнение: сентябрьские эмигранты, те, кто бежал от мобилизации — аполитичны, они просто спасались от фронта. А в целом им на войну и путинизм наплевать.
Мои полевые исследования подтверждают мнение Сакунца. Из месяца в месяц я вижу, что в антивоенных митингах и других политических акциях в Ереване участвует человек сто или меньше. И всегда это одни и те же лица.
А вот социология дает другую картину. Руденкин со ссылкой на доклад группы Ok Russians: 86% до отъезда пользовались «умным голосованием», 70% подписывали антивоенные петиции, 49% участвовали в антивоенных митингах. То есть реально рисковали, не боялись выйти на улицу.
Центр восточноевропейских исследований дает более скромную цифру, но тоже значительную — 25,7% участвовали в акциях поддержки Украины.
Как минимум это люди с позицией. 53%, по Руденкину, уехало из-за несогласия с внешней политикой России. И только 24% из-за угрозы призыва в армию.
38,1% уехавших в Армению, по данным Центра восточно-европейских исследований, чувствуют ответственность за будущее России. В Армении вообще, согласно опросам Центра, россияне либеральнее и политически активнее тех, кто уехал в Грузию.
Почти 75% опрошенных в Армении и почти 65% в Грузии считают, что главную ответственность за войну несут российские власти. О том, что в ней виноваты страны Запада и НАТО, заявили около 3% в Армении и 11% в Грузии. То есть и такие, антизападно настроенные мигранты, но их очень мало. Деятельность Путина оценивают негативно 96% уехавших в Армению и 82% — в Грузию.
Пятая часть опрошенных россиян в Армении уехала из России после начала войны, для Грузии этот показатель лишь 4%.
Что будет с этими людьми дальше, никто не знает. Но из опросов следует, что, начав новую жизнь, они не забыли, откуда и почему уехали. «Считаете ли вы, что россияне, проживающие за рубежом, обязаны участвовать в деятельности, чтобы повлиять на политическую ситуацию в России?» — спросил Центр восточноевропейских исследований у уехавших в Армению. 33 процента ответили «нет». 50 с небольшим — «да». В Грузии цифры слегка другие: 38 процентов — «нет», 39 — «да».
А теперь выводы.
У Руденкина они выглядят так. Миграция массовая и более или менее однородная. Уезжают не столько в Армению и Грузию, сколько из России. Мигранты политизированы и активны. Их много, но не настолько, чтобы влиять на политику своих новых стран.
Руденкин поясняет: «Новые страны пока не определились, является ли приезд этих людей достаточно важным явлением, чтобы принимать какие-то управленческие решения. Количество приехавших не настолько велико, чтобы как-то радикально менять жизнь местных. Живут они чаще всего обособлено и от местных политических вопросов дистанцируются. Поэтому для властей Армении и Грузии нас пока скорее нет. Мы находимся далеко не на первой позиции в перечне проблем, которые им надо решать».
Центр восточноевропейских исследований:
«Русские в этой эмиграции моложе, образованнее, политически активнее и придерживаются значительно более либеральных ценностей, чем население России в целом. С уходом этого сегмента внутреннее сопротивление Кремлю может уменьшиться, а противостояние за границей возрасти. Большая часть наиболее образованного, энергичного и творческого сегмента страны переехала за границу. Чем дольше будет продолжаться война, тем меньше россиян вернется в свою страну — по крайней мере, в ближайшем будущем.
Россияне за границей поддерживают тесный контакт с друзьями и членами семьи на родине. Однако остается неясным, смогут ли те, кто недавно покинул Россию, передать политические идеи обратно в страну своего происхождения».
От себя добавлю: да, смогут или нет, неизвестно, но важно другое — хотят.
Именно это, а не плохое знание языка, мифические имперские амбиции или неспособность адаптироваться к новым обстоятельствам, мешает нашей интеграции в новых странах и созданию больших эмигрантских проектов. С начала войны прошло уже почти полтора года, но мы до сих пор каждый день сидим в российских новостях, выходим на митинги против Путина, донатим беженцам и протестным проектам, пишем письма оставшимся дома друзьям. То есть живем с головой, повернутой назад. И иначе пока не можем.
Ян ШЕНКМАН
Писатель
Ереван