Чтобы ориентироваться в физическом пространстве необходим компас. А что нужно, чтобы не потеряться в социальном пространстве и времени? Эпоха европейского просвещения (ориентировочно с 17 века до второй половины 20 века) дала на этот вопрос однозначный ответ: ничего не нужно, ваше дело выбирать то, что вам нравится. Поясню на доступном примере. Хотите ознакомиться с архитектурой Еревана? Вы можете изучить Оперный театр, или «хрущевки» в Ачапняке, или ремесленные лавки в Норагавите. Выбор ваш. Кто может заставить вас и диктовать какие-то стандарты и ориентиры?
Однако со второй половины 20-го века в кругах интеллигенции стали осознавать, что такой подход как минимум неполноценен. Это осознание особенно созревает на Западе. Мы немного отстаем, все еще отдавая дань либеральным идеям. Так, девушка, приехавшая из глухой деревни решает носить в городе «вельвет и велюр», думая, что это модно. Тогда как западные мыслители в последние десятилетия вышли из этого «вельвето-велюрового» просвещения. Как пишет американский историк Тимати Снайдер, то убеждение, что весь мир неизбежно движется к либеральной демократии, приводит к «умственной коме».
Абстрактный человек, находящийся вне культуры, традиций, исторических нарративов, по сути, не существует. Выясняется, что религия важна как социальный институт. Конечно, религию следует понимать в широком смысле, она может быть и «гражданской». Но в любом случае люди нуждаются в ориентации. Им нужны мифы, нарративы, смыслы. Им также нужны ритуалы, которые объединят их и создадут солидарность.
Этим объясняется частичное возрождение религии. Религия, как правило, уже не воспринимается как сборник нелепых предрассудков. Разумеется, реформируются и традиционные религиозные институты, адаптирующие свою деятельность к так называемой «постсекулярной» эпохе. Католическая церковь первой предприняла шаги в этом направлении, и если мы проследим за деятельностью последних Римских пап, начиная с Иоанна Павла, то увидим, как Святой престол пытается повысить свое значимость в мире.
Одним словом, ныне возник спрос на новые социальные «компасы» — смыслы. Конечно, этот спрос не является массовым в том смысле, что «массам» предстоит пройти долгий путь, чтобы осознать его. Тем не менее понятно, что то, во что люди верили 30-40 лет назад, уже не внушает никакого доверия.
Читайте также
Отсюда возникает вопрос: а кто формулирует эти смыслы? Если бы этот вопрос был задан в средневековье, то ответ был бы четким: смыслы формулируются в монастырях монахами, людьми, обладающими сакральными знаниями. В 21 веке возлагать такую серьезную обязанность только на духовенство было бы нереалистично.
Однако я всегда считал, что народы с многовековой монастырской культурой (какими, безусловно, являемся мы, армяне) должны иметь возможность создавать светские центры, которые в какой-то мере будут продолжать эту культуру. Было бы наивно думать, что в наше время те, кто формулирует смыслы, обязательно должны носить параджу или быть рукоположенными в диаконы. (Русский богослов 19 века Игнатий Бренчанинов писал, что можно быть монахом и в европейской одежде). С другой стороны, столь же наивно было бы предполагать, что эти смыслы сразу же станут «продуктом массового потребления», сразу объединят общество и выведут его из болота.
Речь идет о некой самоотверженности и духовном служении, когда человек не оторван от мира, живет обычной жизнью, но сосредоточен на своей миссии. В 1930-е годы серьезные советские ученые (историки, филологи, философы) писали серьезные труды, прекрасно зная, что при жизни они могут быть и не опубликованы. Но они смогли посвятить делу всю жизнь. Сейчас, конечно, нет проблем с опубликованием. Но вопрос опять же серьезный — достучаться до мозгов и сердец людей. Тогда мешала сталинская диктатура, сейчас – соцсетевая «демократия».
Однако это не может быть поводом для разочарования, отчаяния. Люди, которые ищут и формулируют смыслы, должны упорно продолжать свою работу. С настойчивостью монаха.
Арам АБРАМЯН
