Когда из истории выбирается «государственноцентричный» месседж
«Факт в интерпретации истории равен документу. Историк, принимающий только «документальную» историю, с чистой совестью опускает те места, по которым нет или почти нет «документации». Может сложиться впечатление, что вместе с пропавшими документами отсутствовала и сама история», — писал в конце 1980-х годов армянский философ Карен Свасьян.
Но, если история не есть последовательность различных фактов, явлений или событий, равно как и не какая-то сущность, разворачивающаяся во времени или логике (как, в частности, считал Гегель), то она — определенная процедура исследования прошлого. Именно в этом направлении с последних десятилетий прошлого столетия развивается так называемая «нарративная философия», которая отвергает традиционный подход, согласно которому история (историография) может получить объективную и достоверную информацию о прошлом. Если не может, то объектом историографии становится не само прошлое, а разговор о прошлом, рассказ, нарратив, выраженный посредством языка.
Получается, как в знаменитом рассказе Акутагавы «В чаще»: каждый человек по-своему представляет историю, она рассказана кем-то и в какой-то период. Если нарративистский подход верен, то то, что называется «исторической правдой» – современное прошлое и строго условное явление. Но, если мы можем произвольно выбрать то «послание», которое нас устраивает в данный момент, то те части истории, эпизоды, «нарративы», рассказы, которые не укладываются в нужные нам «послания», можно просто проигнорировать, отбросить, как, вероятно, отбрасываются исторические периоды не подкрепленные«документами».
Читайте также
Например, «нарратив» современной Украины состоит в том, что «русские колонизировали нас на протяжении веков» (немного похоже на подход наших «прозападников»), в то время как «послание» России заключается в том, что на самом деле не существует нет ни Украины, ни украинцев. Если руководствоваться описанными выше «нарративистскими» подходами, то оба подхода «верны». «Те месседжи, которые даются, должны быть ориентированы на государство, они должны быть о государстве, это должна быть история государства, и литература должна быть таковой. И там есть очень большая амплитуда, и надо быть очень осторожным. И мы, не пренебрегая этим, должны это сказать и говорим, что должно быть государственноцентричное содержание».
Такое приказ недавно дал МОНКС премьер-министр Пашинян. Из контекста сказанного можно понять, что «государство» — это некая абстракция, существующее в вакууме некое явление, не имеющее ни национального, ни духовного, ни даже исторического содержания.
То есть, вероятно, было бы логично поискать во всех исторических текстах, начиная, например, с работ Лазара Парпеци и Езника Кохбаци, утверждения, которые подразумевают, что Армения должна иметь государство в пределах 29,8 тысяч квадратных километров.
Если «послание» должно быть исключительно о «государстве», то как быть с периодами, когда государства не существовало? Быть может, эти периоды следует представить так, что сокровенным желанием всего народа, особенно его прогрессивной части, было восстановление государственности?
Между тем, те, кто думает о государстве современном смысле, думаю, начали мечтать только с XVIII века, со времен Овсепа Эмина.
Какое «послание» о государстве содержит «Книга скорби» Григора Нарекаци? Об армянском народе там нет ни слова. Но то, что такие гении, как он, вписываются в общечеловеческий «универсализм», мне кажется, многое говорит о нашей культуре и истории.
Разве в стихотворении «Мою Армению люблю» или в статье «Духовная Армения» Чаренц и Терян говоря «Армения» имели в виду государство и особенно 29,8 тысяч квадратных километров?
…Короче, если мы выберем «нарративистский» подход, то, конечно, можно состряпать любую несуразность. Жаль, что такой подход подвергает риску само государство.
Арам АБРАМЯН
Газета «Аравот»
01.09.2024
