Почему Крёз не был самым счастливым человеком в мире
Откуда в мире появилось зло? Христианские философы веками по-разному отвечали на этот вопрос, горячо спорили друг с другом. Но, конечно, они не могли обойти один из главных догматов этого учения — концепцию «первородного греха». Однако в XVIII веке французские «просветители» (которые, на мой взгляд, кое-что действительно «просветили», а кое-что и «омрачили») объявили, что первородный грех — это сказка.
Соответственно, природа говорит человеку: «Зря ты ищешь своё счастье вне того мира, в который я тебя поместила». «Природа, — писал Дидро, — освободит твоё сердце от мучающих тебя страхов и тревог».
Так как идея первородного греха была отвергнута, а зло при этом оставалось, потребовалось рациональное объяснение или, так сказать, «оправдание». И вот единомышленник Дидро — Вольтер — предлагает следующее «утешение»: жизнь полностью застынет без человеческих слабостей, ведь самые сильные импульсы нашей жизни исходят из инстинктов и страстей, которые, как правило, не всегда приемлемы с точки зрения морали.
Читайте также
Сугубо с научной точки зрения такое утверждение сложно назвать открытием: да, в природе есть и то, и другое. И что с того? Эти туманные допущения попытался конкретизировать философ и математик Пьер Мопертюи, живший в ту же эпоху. Он полагал, что нужно установить определённую шкалу, которая с точки зрения счастья будет рассчитывать соотношение удовольствий и неприятностей. Отказ от богословского подхода и абсолютных ценностей приводит к подобным, довольно комичным, вычислениям.
Во второй половине XVIII века против них выступил Иммануил Кант, который справедливо заметил, что взвешивать и сравнивать можно только однородные явления.
Если приведем бытовой пример: допустим, есть мороженое — это счастье. Встретить спутницу жизни — тоже счастье. Сколько нужно съесть мороженого, чтобы одно уравновесило второе?
А кто сказал, что главной целью человека должно быть счастье?
Именно это сказано в Декларации независимости США, написанной под влиянием французских просветителей. Но ни один текст, каким бы влиятельным и исторически значимым он ни был, не может считаться истиной в последней инстанции.
Что получается? Всё моё внимание должно быть сосредоточено на том, чтобы выжать из жизни как можно больше счастья, то есть удовольствий (что бы мы ни понимали од этим)?
А как же долг, служение, миссия, солидарность с другими людьми? Они ведь иногда противоречат счастью и удовольствиям. Или, по крайней мере, тем представлениям, которые обычно вкладываются в понятие счастья.
…Царь Лидии Крёз в гостях у себя принимал греческого философа Солона. Он показал ему свои несметные богатства и спросил: «Скажи, пожалуйста, кто самый счастливый человек на свете?» — надеясь, конечно, услышать своё имя.
Но философ в качестве примера величайшего счастья рассказал о некоем афинянине по имени Теллос — тот жил в родном городе, питался плодами своего труда и погиб на войне за родину.
После подобных примеров Крёз не выдержал и спросил:
«Так ты не считаешь меня счастливым?». Ответ философа был следующим:
«Боги не дали нам возможности знать границы нашей жизни. Назвать счастливым ещё живого человека — всё равно что объявить победителем солдата, который ещё сражается».
Арам АБРАМЯН
На картине: Царь Лидии Крёз. Художник Клод Виньон, масло, холст
Газета «Аравот»,
06.05.2025
