Почему не произошло модернизации постсоветских обществ?
В 90-е годы то население, которое живет на постсоветском пространстве, называли «переходным обществом», transitional society – подразумевая то, что эти страны скоро, в течение нескольких лет, сбросят с себя остатки тоталитаризма и войдут в семью цивилизованных, развитых наций. Сейчас о «переходном периоде» говорится намного меньше, вероятно, по той причине, что двадцати лет для этого «перехода» было вполне достаточно, и поскольку во многих постсоветских странах этого не произошло, то вполне вероятно, уже и не произойдет.
В наших странах, а также в Армении, звучат мнения, что этот переход нам и не нужен, что мы пойдем своим уникальным путем. Вполне естественно, когда что-то не получается, то ты себя утешаешь той мыслью, что «виноград еще незрел». Но я не принимаю это утешение, я уверен, что мы должны стремиться к благосостоянию и тому уровню законности, прозрачности общественных отношений, подконтрольности деятельности властей, которые имеются в Западной Европе. Более того, я думаю, что это не какой-нибудь недосягаемый идеал, а вполне реальный путь.
Читайте также
Принимая это в качестве «начальной предпосылки», попытаемся понять, что нам помешало и мешает совершить этот переход? В основе надежд относительно последнего лежала та простая логика, что мое поколение своим мышлением уже будет отличаться от предыдущего, чисто советского поколения, ну, а те, кто придут после нас, уже будут полностью самостоятельными, инициативными, открытыми для перемен и общественного сотрудничества людьми. Вероятно, так бы и произошло, если бы только обретшие независимость государства строились на особых моральных принципах.
Обычно в армянской среде говоря «нравственность», подразумевают особенности восприятия личной добродетели, например, нравственна девушка, не потерявшая девственность до замужества. На эту особенность, кстати, обратил внимание еще Ованнес Туманян: «У нас, к сожалению, говоря нравственность и безнравственность, понимают это в половом смысле, не думая, что именно здесь у них наименьшее право вмешиваться, а чаще вообще нет такого права».
В политическом, социологическом плане нравственность предполагает совершенно иное. В европейской культуре эта проблема была поднята еще мыслителями XVII-XVIII веков. Локк, Монтескье, Гоббс размышляли о том, чем должна ограничиваться абсолютная власть, тирания. И они пришли к выводу, что ограничивающий фактор – это нравственность подданных, основанная на естественном праве человека, дарованным Богом, на жизнь, свободу, собственность, а спустя некоторое время – еще и право на справедливый суд.
Нравственность в этом смысле являет собой не твердую убежденность «не ходить налево», а представление о неотъемлемых правах, которое связано с осознанием всеобщей выгоды. Именно это является той главной движущей силой по совершению «перехода» – общая выгода, благо, которое разделяют все, а не игра с нулевым результатом, где один побеждает, а другой – проигрывает. Это не распределение благ, что присуще для тоталитарного мышления и системы, а идея солидарности, когда заинтересованы и выигрывают все.
Система социальных связей, основанная на идее солидарности и взаимной выгоды создает общество, где нет ставших для нас обычными отношений – властвовать и подчиняться. Нравственность такого типа предполагает взаимоувязывание собственного поведения с всеобщей выгодой, следовательно, высокую степень ответственности за каждый свой шаг.
Переход не удалось осуществить по той причине, что выяснилось – «ген» советской тоталитарной системы, а также предшествовавшего ей рабовладельческого строя в постсоветских людях сидит намного глубже, чем предполагалось.
Отсюда – патерналистские иллюзии – придет добрый, сильный «царь» и все наладится, и общественный эгоизм – в пику пропагандируемому в советский период коллективизму, разрыв связи между личностью и обществом, нулевой уровень ответственности – «пусть власти заботятся обо мне»; «шариковское» представление о справедливости – отберем у богатых и поделим между собой; радикальный конформизм, преисполненный жалоб и сетований – «пусть меня не трогают, и я буду вести себя смирно».
Эволюция, тем не менее, происходит, однако более медленно, чем это представлялось в 90-е годы. Социологи утверждают, что описанный выше вид «homo soveticus» в постсоветских странах составляет 30-40 процентов. Однако это пока что базовая прослойка общества.
Арам АБРАМЯН
