Когда пару недель назад начинался кинофестиваль «Золотой абрикос», у людей вроде меня в голове были терроризм, милитаризм, сексизм и феминизм, и я знал, что мое отношение к миру немногим отличается от отношения любого активно следящего за событиями гражданина. Но кино все меняет. Особенно, когда это фестиваль специально отобранных фильмов, привезенных со всех концов света.
Кино меняет взгляд на происходящее в мире, позволяет взглянуть на пеструю ленту новостей, сенсаций и катастроф со здоровым скептицизмом проснувшегося после здорового сна человека. Этот сон, в котором я находился на протяжении семи фестивальных дней, не признает правил и ограничений. Можно выбирать любые фильмы и смотреть их в любой последовательности. При желании, за день можно посмотреть пять или шесть фильмов, после чего провести ночь в обсуждениях и спорах по поводу увиденного. Билеты стоят 500 драмов, и эта цена позволяет выбросить из головы зловещие мысли о долговой яме. Всегда приятно знать, приходя в кино, что ты не рискуешь прогореть, если фильм окажется тебе не по вкусу.
Единственное правило, которое я должен был соблюдать, это условие внимательного просмотра, и этому условию я следовал с большим удовольствием. Мне приятно приходить в кинотеатр, выбирать место ближе к экрану, пробираться к этому месту в темноте зала, потому что я обычно опаздываю на несколько минут, и смотреть фильм за фильмом, насколько хватает сил.
Из увиденных фильмов некоторые понравились мне больше, некоторые меньше, а некоторые понравились так мало, что я их уже почти забыл. Во всяком случае, сегодня я рад предложить читателю свой собственный обзор увиденного на Золотом абрикосе 2016 года. Те из читателей, кто планирует посмотреть рассмотренные фильмы и не хочет читать краткое описание сюжетных развязок, пусть решают сами, читать дальше или нет: в тексте будут спойлеры.
Читайте также
«Под лучами солнца» российского режиссера Виталия Манского – документальный фильм, посвященный одному дню из жизни северокорейской семьи. Чего Севeрной Корее не занимать, так это исторического оптимизма и готовности сплотиться в экстазе ради поддержания ударного профессионального ритма. Фильм рассказывает историю девочки и ее родителей, которые умеют жить идеально. Конечно, спецслужбы Северной Кореи, являясь неиссякаемым источником прикольных идей и прекрасно разбираясь в вопросах эстетики, оказали режиссерам посильную помощь в выборе героев фильма и с’емочных локаций. Иначе фильм никогда не получился бы таким правдивым, человечным, стильным, полным добра и любви.
Поэтому, хотя изначально фильм должен был стать документальной картиной, в итоге проведенной работы создатели фильма решили не сопротивляться и получить максимум кинематографической выгоды, и картина стала напоминать высокохудожественную эпическую ленту в духе Эйзенштейна. С той поправкой, что герои фильма – не бравые революционные матросы, а бравая северо-корейская девочка, которую принимают в бравые северо-корейские пионеры, ее мама, работающая на фабрике молока (кажется, искусственного), и папа, борющийся, насколько я понял, бюрократическими методами против нехватки деталей на предприятиях, которые в них нуждаются.
На фоне рабочих будней родителей меня как стороннего зрителя впечатлил именно духовно-патриотический рост их маленькой дочурки. В тот незабываемый день, когда проходили съемки, она не только стала героиней фильма, но и выслушала крупную порцию ветеранских баек о трусливых американских летчиках, получила гражданское напутствие от обвешанного медалями почетного старичка, засвидетельствовала репетиции отборной группы чучхе-балерин, каждая из которых, в образе красивого лебедя, имеет все шансы попасть на обеденный стол к северо-корейскому вождю, и вообще запомнила этот день на всю жизнь. И самое интересное, что жить в ритме чучхе все эти персонажи, от старика и до девочки, соглашаются не из страха или корысти, а просто из привычки.
Трогательно и хорошо, что в Северной Корее все знают, как быть идеальным кино героем.
Другая документальная картина, которую я посмотрел пару днями позже, называется «Дон Жуан». Я в силу своих литературных склонностей надеялся, что речь пойдет о стандартном Дон Жуане – хитроумном красавчике, который всегда находится в окружении приятных женщин, достаточно наивных, чтобы быть соблазненными словесными средствами, как подобает несчастным жертвам Дон Жуана байроновского и пушкинского…
Однако на самом деле герой данного фильма – аутист, русский парень с коммуникативными проблемами, который с трудом общается не только с чужими людьми, но и с собственной мамой. Фильм снят в России и может быть интересен тем, кто внимательно следит за состоянием российской документалистики.
Немецкий фильм «Судьба» Фреда Келемана о русских эмигрантах в Германии вызвал смешанные эмоции. С одной стороны, герой вызывает некоторое сочувствие. Съемки произведены на пленке низкого качества, что настраивает зрителя на определенное жанровое восприятие многих моментов сюжета. Увы, в наше время очень трудно оправдать фильм, специально снятый по аналоговой технологии в стилистике «грязного кадра». Это сразу напоминает о традиции постсоветского чернушного кино.
Герой хорошо справляется с ролью уличного музыканта. Благодаря технике съемок и затемненности кадра можно вполне поверить в правдивость последующих сцен, когда герой выпивает залпом литр водки, а потом спокойно выходит из квартиры, бродит по городу и добирается до большого фонтана, где его наконец одолевает необходимость опорожнить желудок. Далее убедительных сцен меньше. Он добирается до гостиницы и застает свою женщину с неизвестным мужчиной и не выслушивая никого застреливает соперника. После гениальной догадки о том, что убийство можно свалить на женщину, герой убегает с места преступления, бросая особу, которой только что клялся в любви. Мною все это воспринималось скорее как последствия глупости героя, нежели удивительная взаимосвязь ужасных несчастий, подобная тем, которые происходят с крутыми парнями в боевиках перед тем, как они отправляются на путь возмездия, круша направо и налево. Но это был, увы, не крутой боевик, снятый в вычурном стиле «грязного кадра». Пистолет больше не выстрелил ни разу. А проблемы героя, как мы вскоре узнаем, не в его социальном положении и профессии. После всего случившегося он идет играть в биллиард и потом исчезает, в то время как сюжет переключается на историю его покинутой дамы, у которой также ни гроша за душой. После предсказуемой сцены насилия над пьяной героиней он и она воссоединяются в финальных кадрах фильма, на фоне покинутых индустриальных зданий весьма малопривлекательно снятой Германии.
В фильме нет ничего, сильно раздражающего, однако предсказуемость персонажей и покладистость судьбе при их повальной глупости не позволяют следить за историей с интересом.
Радостным открытием на фестивале для меня послужили фильмы режиссеров из Дании: «Коммуна» и «Олмо и чайка». В «Коммуне» речь идет не о взбунтовавшейся молодежи, а об обыкновенной обеспеченной семье, которая, пораскинув мозгами, решила создать коммуну, чтобы сохранить фамильный дом, содержание которого было бы ей иначе не по карману. Однако из новых членов семьи (разношерстных персонажей среднего возраста) не все оказываются в состоянии покрыть свою долю домашних расходов. Да и личная жизнь создает много поводов для размолвок. Попытка жить в сексуально раскрепощенном стиле 1960-х разбивается о несокрушимую любовь и ревность покинутой жены, которая не может внутренне согласиться на совместную жизнь с соперницей. Впрочем, упоминания этого треугольника, совместных праздников и забавных коммунальных ритуалов вроде «совета коммуны», на котором обсуждается бюджет дома, не достаточно, чтобы передать особую атмосферу фильма. Обаяние фильма заключается в высокопрофессиональных актерах, в непредказуемом, но логичном развиитии сюжета, в непреложном стремлении самых разных членов коммуны уладить сложнейшие конфликты цивилизованным, дипломатичным способом. Примечательно, что любовная канва разворачивается в фильме на трех поколенческих уровнях: мама-жена, студентка-любовница и девушка-подростка одновременно переживают эмоциональный всплеск. Сюда можно добавить и четвертый возрастной уровень – младшего сына супружеской пары, который является любимцем всей коммуны и погибает из-за сердечных проблем (в физиологическом, а не метафорическом значении слова).
Общий ответ на вопрос о состоятельности данного формата семейно-дружеских отношений – положителен; коммуна будет жить, процветать и видоизменяться, обогащая старый добрый Копенгаген.
В фильме «Олмо и Чайка» рассказывается история двух современных, совершенно обычных датских семей. Отец не в состоянии контролировать сына (которому около 10 – 11 лет), мальчик горюет из-за смерти матери. Он решает использовать завалявшуюся в гараже пиротехнику для того чтобы смастерить бомбу и взорвать автомобиль какого-то грубияна. За несколько мгновений до взрыва соучастник этого дела – одноклассник юного мстителя – замечает бегущую мимо заминированной машины девочку и бросается ей на помощь, в результате чего спасает ее жизнь, а сам попадает в больницу в бессознательном состоянии. Несмотря на сложные отношения, оба парня ни разу не жалуются друг на друга вышестоящим инстанциям, оба заявляют своим родителям, что вся вина лежит на них самих, а друг только помогал. Срочно воссоединившиеся по случаю беды родители пострадавшего мальчика оставляют ребят наедине в больничной палате. И тогда друзья понимают, что они друзья.
В обоих фильмах психология отношений захватывает внимание зрителя и не оставляет вплоть до финальных титров. Чувство долга, с одной стороны, и личные обиды и подавленные желания, с другой, создают универсальный клубок конфликтов, который может быть интересен всякому, кто будет смотреть фильм.
Наиболее запоминающийся фильм, увиденный мною в этом году, это «Космос» польско-французского мэтра Анджея Жулавского, фильм получил приз за лучшую режиссуру на кинофестивале в Локарно. Он основан на одноименном романе Витольда Гомбровича. Стилистика фильма совершенно не похожа на стилистику традиционных фильмов-историй. Логически связного сюжета в фильме практически нет. Он строится лишь на ряде имеющих условно детективную канву намеков – улик, на которые зритель вполне может не обращать внимания, получая удовольствие от абсурдистских диалогов и наполненности жизнью и страстью, характерными для визуальной стороны картин Жулавского.
Фильм – не о том космосе, куда человечество отправляет марсоходы и прочие космические аппараты. Для меня название фильма говорит скорее о чем-то, что противостоит тоскливому образу жизни землян, скучной логике их слов и деяний, всячески перечеркивает реальность земную во имя чего-то неземного и космического. Это что-то временами открывается главному герою Витольду – писателю и альтер-эго автора. Хаос усиливается с того момента, как герой положил глаз на девушку, которая каждый день сидит в одном метре от него за обеденным столом – но именно в этот момент наибольшей физической близости герой как бы парализован, ибо скучный обеденный ритуал требует соблюдения этикета и исключает малейшую возможность приключений. У девушки уже есть любимый человек. Однако она по всем правилам загородного флирта всячески усложняет положение героя и, наполнив его сумасшедшей страстью, демонстративно раздевается перед незанавешенными окнами второго этажа, только чтобы отдаться своему законному партнеру. Герою плохо, он все время в истерике, но продолжает писать одну сумасшедшую страницу за другой, пытаясь создать порядок из хаоса и сумятицы окружающей его реальности. В этой реальности творить и впадать в истерику – одно и то же, ибо творец, давая волю фантазии, запускает механизм схождения с ума всех и вся (и, наоборот, схождение с ума всех и вся включает механизм творчества).
Ночью появляется очередная жертва всеобщего легкомыслия и безразличия – большой белоснежный и пушистый кот повешен прямо в саду на высоте человеческого взгляда. Кто-то из жителей дома нагло демонстрирует свою манию, удушая или вешая одно животное за другим. Жители дома и их гости начинают подозрительно коситься друг на друга, бурному любовному вдохновению соблазнительной проказницы приходит конец, она становится (совсем ненадолго) серьезной и спокойной.
Затем отцу семейства, забавному и в высшей степени болтливому старику, приходит в голову ехать на пикник. Преступник обнаруживает себя сам во время личного разговора с героем – это сам старик, который торжественно заявляет, что посвятил свои мерзкие действия лучшему моменту своей жизни, который много лет тому назад наступил именно здесь, в этом лесу. Герой с интересом его выслушивает (видимо, планируя развязку своей книги). С наступлением ночи персонажи фильма оказываются в лесу, писатель и проказница чувствуют смутную близость, происходит поцелуй. Однако затем кто-то неожиданно натыкается на труп человека. Оказывается, что старик повесился. Герой снова начинает думать над изощренностью произошедшего и возлагает вину на девушку. Девушка, вместо ответа, раскрывает рот и показывает ему гортань. Впрочем, существует и третий вариант происшедшего: убийств не происходило вовсе, была лишь череда самоубийств. «Птица не может повесить сама себя» – так сказано героями фильма, так написано в книге Гомбровича, но эти слова не стоит понимать буквально… Потому что в мире, где правит абсурд, а провокация становится смыслом жизни, нет ничего удивительного в том, что птица (а затем и кот) самостоятельно повесилась.
В своих фильмах Жулавский умел создать необычный образ красивой женщины – в чем-то стереотипный, но в целом шокирующий и вызывающий. В обычном общении с обычными людьми его героини скрывают свои помыслы, делают все, что от них ждут возлюбленные, мужья, клиенты и полицейские, однако все меняется в критические моменты жизни. Жулавский всегда умел сделать тривиальный сюжет нетривиальным, обогатив его эффектным преподнесением ужаса остервеневшей человеческой психики. Неуловимость грани между красотой и уродством, жизнью и смертью – другой устойчивый мотив фильмов Жулавского. В отличие от многих прежних работ режиссера, «Космос», являясь последним его фильмом, показывает ужасы более суггестивно и деликатно, без натурализма, но вбирает в себя весь инструментарий, наработанный режиссером за его долгую карьеру.
Фильм «Два Реми, два» французского режиссера Пьера Леона – комедия на тему двойничества. Герой фильма Реми – малоинтересный, пассивный персонаж, который начинает ценить свое место в жизни только после того, как неизвестно откуда появившийся двойник пытается занять его место у него на работе и в его личной жизни. К сожалению, фильм слишком жесткий (и местами угрюмый), чтобы назвать его развлекательным, и в то же время слишком несерьезный, чтобы можно было фиксировать и отрефлексировать заложенные в него потенциальные смыслы.
Еще один французский фильм братьев Дарденн «Незнакомка», показанный на кинофестивале, в том числе, в день закрытия, производит удручающее впечатление. Медленно и занудно развивающийся сюжет, многозначительная и неожиданная сентиментальность развязки, а также само качество кадра делает этот фильм одним из худших, когда-либо показанных на фестивале.
Далее – короткая выжимка моих впечатлений, касающихся ретроспективы экранизаций шекспировских трагедий.
Знаменитая экранизация «Гамлета» Лоуренса Оливье соответствует нескольким важным, на мой взгляд, при работе с творчеством Шекспира принципам: а) стилистическая последовательность; б) приоритет идеи, провозглашаемой героями, над тем, как разворачивается сюжет; в) историческая правдоподобность (английская экранизация, так же, как и советская, разворачивается, как и сама пьеса, во времена средневековья, задолго до Северного Возрождения и Реформации).
Мне нравятся черно-белый минимализм кадров, характеризующий этого «Гамлета» – суровость и дикость Эльсинора, когда ареной действий героев становятся один за другим замок короля, тесный импровизированный театр, могила Йорика и серо-свинцовое Северное море. Мне нравятся магические интонации Гамлета-Оливье и меня вполне устраивает музыкальное сопровождение зрительного ряда (хотя местами оно, как во многих старых черно-белых фильмах, представляется несколько навязчивым). Сложная гамлетовская идея преподнесена достаточно ясно, многогранно и, как сказал бы один знакомый мне большой знаток театра, концептуально. Историческая реальность средневековья отражена достаточно хорошо, костюмы как аристократов, так и народа превосходно сработаны. По всем этим причинам, мне кажется, именно «Гамлет» 1948 года имеет все основания называться классическим. Конечно, в нем есть много упрощений и оплошностей, но их не сравнить по количеству и качеству с оплошностями, которые позволил себе, например, режиссер «Гамлета» 1996 года Кеннет Брана.
Эту четырехчасовую экранизацию я попытался было посмотреть от начала до конца, но с первых минут было ясно, что фильм этот – не о трагедии Гамлета и даже не о трагедии Эльсинора, подтачиваемого мрачными свинцовыми водами средневековья. Принц Датский не может быть так честолюбив, как герой Кеннета Браны, который куда больше напоминает английского короля Генриха Восьмого (или сыгранного тем же Браной шекспировского Генриха Пятого), пытающегося реформировать свое королевство посредством непреклоннных репрессий, почти бессознательно отказавшись от боголюбезных теологических изысканий своих молодых лет. Шекспировский Гамлет, увы, не обладает энергетикой королей-реформаторов, которые занимаются реформами только по той причине, что не могут позволить себе войны. Гамлетовский переход от бездействия к действию, от скромности к эпатажу, от тщеславия к фатализму был обусловлен совершенно другими психологическими мотивами, нежели те, которые отражены в интонациях и выражении лица Кеннета Браны, который перепутал самолюбие и честолюбие и перенасытил фильм вторым качеством в ущерб первому.
И все же даже самый скучный Гамлет-актер (Гамлет, который как две капли воды походит на Лаэрта) мог бы оказаться сносным в том случае, если бы действие развивалось стремительно и в темпе двигалось к своей кульминации, ибо некоторые речи Гамлета практически невозможно произнести без остроумия (например, его дерзкое обращение к Офелии в начале придворного спектакля). Главным гвоздем в гроб «Гамлета» 1996 года является совершенно чуждая атмосфера ампира, ясность и четкость всех предметов и речей, их тотальная материальность под ярким парадным освещением. Не остается места для гамлетовских сомнений, для гибкости тела и разума принца, которая должна взаимодействовать с сумрачной (но совсем не обязательно грозовой!) погодой Эльсинора; ничего не остается от средневековой полутьмы. В фильме Кеннета Браны всюду роскошь и голливудские ужимки. И не нужно открывать энциклопедий и учебников истории, чтобы заметить, насколько не соответствует английский дворец эпохи империй с огромными толпами придворных атмосфере шекспировской Дании – полунищей и немноголюдной.
Пример хорошей экранизации Шекспира, показанный на фестивале, это «Буря». Британский авангардный кинематографист Дерек Джармен сделал акцент не столько на сюжете, сколько на образах действующих лиц, и фильм от этого не проиграл. Колдовской маскарад, устроенный Просперо, смещает временные пласты, что в данном случае не препятствует нормальному восприятию происходящего на экране (ибо колдовство на то и колдовство, чтобы прорывать время и вызывать на остров Просперо современных матросов). На фоне вкрапления современности в пространство феодальных интриг, в которых погрязли отрицательные герои, отказ Просперо от колдовства выглядит более понятным, чем в том случае, если он обусловлен лишь стремлением к эгоистической цели – возвращению к власти над Миланским герцогством.
В плане актерской игры особенно впечатляет пара Калибан – кольдунья Сикоракса. Прекрасно сыграл актер, исполнивший роль Ариэль.
Таково мое общее представление о фильмах прошедшего Золотого абрикоса. При большом выборе доступных для просмотра фильмов я опирался в основном на интуицию, так как безусловного доверия к представленным картинам и их авторам у меня не было. Что-то из показанного меня разочаровало, но больше было фильмов, которые вдохнули в меня желание вновь покопаться в сокровищнице мирового кино и поделиться полученным удовольствием с возможно более широким кругом любителей кино.
Александр Тер-Габриелян
