Через год или два после первой русской революции 1905 года Николай II вызывает начальника своей охранки полковника Александра Спиридовича и требует от него доложить, кто такие русские революционеры: большевики и эсеры. Спиридович, возможно, готовит излишне подробный отчет, и император просит в одном предложении изложить, чего хотят эти люди. Ответ полковника был следующим: они хотят власти, но не хотят делать обычную карьеру. Действительно, в обычных обстоятельствах юрист, не выигравший ни одного дела, публицист среднего звена или несостоявшийся польский священнослужитель вряд ли заняли бы высокие должности. Только революционная волна смогла вывести на поверхность подобные «инфернальные таланты» Ленина, Троцкого или Дзержинского.
…Жан-Поль Марат был врачом-самоучкой и ветеринаром, писал стихи и трактаты. Все смеялись над его научными и художественными работами. Но когда началась Великая французская революция, он издавал газету «Друг народа», которую сделал орудием мести против тех, кто издевался над ним, объявив их «контрреволюционерами». Тех, кто когда-либо говорил горькое слово в адрес неудавшегося ветеринара, отправляли в тюрьму. А когда Марата убили в собственной ванной, его объявили «святым революции».
Революций не может не быть, к ним надо относится как к неизбежному злу. Просто революционеры, пришедшие к власти после них, «входят в коллею» в одном случае — быстро, в другом случае — медленно, а в третьем случае они вообще не приходят в себя. Все зависит от способности и желания учиться и степени нарциссизма.
Пяти с половиной лет, мне кажется, вполне достаточно, чтобы понять, что в международных отношениях (прежде всего), а также в экономике, образовании, культуре, правоохранительной сфере следует руководствоваться не «революционными ценностями», а накопленным наследием государства и выводами специалистов.
Читайте также
Помните, в 2018 году у министра культуры Лилит Макунц был план основать Музей революции? Этот уровень безумия еще сохраняется.
Арам АБРАМЯН
