Сегодня – 5 ноября – В.А.Оганяну исполнилось бы 85 лет
НЕСОСТОЯВШЕЕСЯ ИНТЕРВЬЮ с Вигеном Арамовичем Оганяном (1931-2016)
Корр. Начнем с одного из Ваших предков. Вот что говорит Энциклопедия «Айазг» о двоюродном брате деда В.А.Оганяна по отцу, Христофоре Оганяне:
«Родился в городе Шуши в 1864 году. Еще подростком с группой сверстников сбежал из дома, чтобы примкнуть к армянскому освободительному движению, но был возвращен с помощью полиции. Закончил медицинский факультет Женевского университета, врач-окулист. В Женеве, с группой армянских студентов, основал в 1887 г. армянскую социал-демократическую партию «Гнчак». Впоследствии поселился в Тавризе, где принимал участие в организации боевых групп. В 1897 г. поддержал Никола Думана в инициативе организации Ханасорского похода, в котором принял участие в качестве командира отряда и врача. Автор книги «Կուրության պատճառներ» («Причины слепоты»), изданной в Баку.
Историк из Лос-Анджелеса Акоп Манджикян предоставил газете «Ноев Ковчег» дневники Христофора, написанные им в период подготовки Ханасорской операции, фотографии. На одной из них Христофор (первый справа) стоит с винтовкой и медицинскими инструментами (на пне).
Корр. Я эту фотографию видела – облик его очень благородный.
Прокомментируйте, пожалуйста, что такое «Ханасорская операция»: Вы как человек военный видите и понимаете в ней больше и лучше, чем другие.
Целью был удар по кочевому племени мазрик, которое под предводительством Шариф-Бека сыграло решающую роль в уничтожении армянских боевых групп, участвовавших в ванском сопротивлении.
Но с идеей согласились не все, и решение по ее реализации было принято после трудных споров, в которых Никола Думана решительно поддержал и Христофор Оганян, принявший участие в Ханасорском сражении как один из командиров и врач.
24 июля 1897 года после принятия торжественной клятвы отряд из 253 человек перешел ирано-турецкую границу и скрытно охватил группу вооруженных кочевников в Ханасорской долине. Среди 250 шатров племени мазрик три, принадлежащих Шариф-Беку, выделялись снежной белизной. Но вот они стали тревожно-красными от первых лучей солнца. Это кровь ванских братьев взывала к мщенью бойцов, ждущих сигнала атаки.
12 часов длился бой; к утру следующего дня противник был уничтожен. Армяне, потеряв 19 человек, отступили в Персию, сохранив основную боевую мощь. Самому Шариф-Беку удалось бежать в женской одежде (по строгому приказу командира отряда женщин и детей пощадили).
Ханасорский поход был беспрецедентным явлением для армянского национального движения ХIХ века, выгодно отличавшимся меньшими потерями при крупномасштабности операции. Он оказал сдерживающее воздействие на кочевые племена, проживавшие в районе ирано-турецкой границы; показал, что армянскую кровь нельзя проливать безнаказанно.
(Из статьи В.А.Оганяна о Христофоре Оганяне «Штык и скальпель»)
Корр. Я вижу в личности Христофора Оганяна много общего с Вами. Был учёным и в то же время военным. И самое, пожалуй, главное — активность, деятельный характер. Расскажите, если можно, также и о своём отце. В нём ведь тоже сочетались качества учёного с патриотизмом и с высокой офицерской честью. Кем он был и что – как воспитатель – воспитывал в Вас?
«Моего отца звали Арам Оганян. Увидев закат девятнадцатого века, он, наверное, взглянет на восходящий двадцать первый из Ереванского университета. С портрета на стене географического факультета, одним из основателей которого он был, и где работал деканом и заведующим кафедрой в течение многих лет. Портрет повесили его коллеги, помнившие, что отец подготовил сотни специалистов, написал десятки трудов, многократно издававшиеся учебники, был известен как переводчик и детский писатель.
Помнили отца и ветераны армии, как он в первой армянской военной школе воспитывал будущих известных военачальников, в том числе первого советского генерала из армян — Баграта Арушаняна и Нвера Сафаряна — прославленных участников Великой Отечественной войны. Знали, что отец был в коллективе, составившем русско-армянский военный словарь.
Помнили отца и пассажиры поезда с беженцами, спасенные от турок пулеметчиками под командованием поручика Оганяна. Помнили самые разные люди из благодарности за помощь или просто из уважения к «беспартийному человеку, сумевшему многого добиться в партийной стране», как сказал один из его учеников.
Но для меня главным было не это.
<…> отец мой песней о Вардане-зораваре заронил в мое юношеское сердце боль об утраченном величии Армении. Но не безысходную скорбь, а возмущенную обиду за поруганную честь, жажду мщения и реванша.
Как завороженный я слушал его рассказ о матери античного героя, принявшей известие о гибели сына в бою за родину словами: «Для того его и родила я». Об армянском воине, сказавшем вражескому полководцу, сына которого он ранил в сражении: «Если удар нанесен моей рукой, то он не выживет!». О генерале Раевском, поднявшемся в атаку, взяв за руки несовершеннолетних сыновей…
Это отец внушил мне идею о нации как высшей форме человеческой общности и убедил меня в том, что возраст народа измеряется не всеми прожитыми веками, а лишь теми, что были свободны от чужеземного ига. Что нация — это народ, имеющий собственную армию — атрибут государственности.»
Корр. Так что сама традиция семьи Вашей была такой: мужчины занимались наукой, но, если нужно, брались за оружие. Мы не случайно начали с предков – не потому, что они хронологически предшествуют, а потому что они входят «в состав» Ваших главных ценностей. Не меньше значения отводилось в Вашей системе ценностей и детям; Ваши близкие рассказывают, что, будучи очень заняты по службе, Вы тем не менее любили развлекать детей – устраивали у себя дома праздники, показывали фокусы. В итоге получается очень последовательно: каждый из нас – звено в цепи.
А в своей собственной биографии что бы Вы особенно выделили?
«Родился и окончил школу в Ереване.
Учился в Московском Энергетическом Институте, на электро-механическом факультете набора 1949 года и в Военной Артиллерийской Инженерной Академии.
Начал службу на ракетном испытательном полигоне, завершил её в Московском ЦНИИ.
Участвовал в разработке систем вооружения, что требовало непрерывных занятий прикладной наукой и математикой. Самостоятельно изучил университетский курс философии. Кадидат технических наук, старший научный сотрудник, имею десятки научных трудов и изобретений.
Полковник в отставке, после увольнения из вооруженных сил опубликовал более 100 работ, в том числе гипотезы об идеальной политической системе, оптимальном планировании семьи, о причинах разводов, продолжительности жизни, о происхождении национализма и войны, благородства, красоты, проституции, преступности, о лунном ядре; литературные миниатюры в различных газетах, журналах, книгах (сборниках афоризмов). Сущность опубликованных идей излагал в выступлениях по Центральному телевидению, в Политехническом музее, Центральном доме Российской армии и др.
Призёр Московского международного фестиваля сатиры и юмора «Юморина — 97».»
Корр. Я прочла некоторые из Ваших научных работ. В них поражает оригинальность – в самом лучшем смысле этого слова. Невольно вспоминаешь слова Канта — «сущность мышления в его свободе». Темы, которые Вас увлекали, вопросы, которые Вы поставили, не только разнообразны, но – совершенно неожиданны, хочется сказать – остроумны (не знаю, бывают ли остроумными вопросы). Вот, например, наше неприятие диссонанса. Ленивый ум спокойно помещает куда-то эту информацию, и никогда не станет к этому возвращаться, переспрашивать себя, передумывать. Потом приходит пытливый человек – и выясняется, что это неприятие глубинными связями с определяющим для нас чувством опасности, с угрозой нападения.
Прочла также Ваши миниатюры – как Вы сами где-то их называете. Но думаю, надо как-то иначе назвать, наверно, это новый жанр. По содержанию это – эссе, так вольно в них сочетаются литературная и бытийная составные. Только один пример из текста, который мне особенно понравился – «Распаханное поле». Мне и Лермонтов близок – один из очевидных героев, память о бабушке (конечно, своей) дорога и мне тоже. Как всё у Вас переплетается — Лермонтов и его читатели, судьба поэта, который надеялся «за хребтом Кавказа» обрести больше свободы, чем в столице, и вездесущие голубые мундиры…Когда их сослали, исполнилось сто лет со дня рождения Лермонтова, когда Вы напечатали свой текст – двести.
«” Парус” — первое услышанное мною русское стихотворение. Прочитала мне его бабушка, приехавшая из России. За Хребет Кавказский её с детьми сослали Голубые мундиры, нашедшие в подвале дома оружие. Она взяла с собой и томик Лермонтова; наверно, в честь исполнившегося тода столетия поэта».
(В.А.Оганян. Распаханное поле.// сб. «Судьба России», М., 2014)
Корр. Я всё читаю и перечитываю книгу Ваших афоризмов –они в лучших традициях Ларошфуко, Ежи Леца … К Вашим афоризмам хорошо подходит определение В. Швебеля, немецкого учёного и публициста, афориста XX века: «хорошие афоризмы — это горькое лекарство в привлекательной оболочке, которое излечивает, не оскорбляя вкуса».
Принято считать, что афористами становятся остроумцы и острословы, наделённые философским воззрением на жизнь. Думаю, не ошибусь, если скажу, что философичность — не только как обобщённость, но и как проникновенность, глубина — свойственна Вашему мышлению – не случайно же Вы добровольно (и самостоятельно) изучили университетский курс философии.
«Религия объясняет – почему грешить нельзя, а философия – почему грешить хочется.»
«Реформы меняют адресатов взяток.»
«Родина есть у всех, отечество – у воина.»
«Слуга, без которого не можешь прожить, становится господином».
«Человек умирает от сердечной недостаточности, народ – от духовной.»
«Суицид единственное преимущество человека перед Богом.»
(Из книги «Жизнь – попытка обрести бессмертие» (Ереван, «Антарес», 2016); выбор и расположение афоризмов В.А.Оганяна мои – Н.А.)
Корр. Не хочу спрашивать, любите ли Вы Ереван, столицу нашей родины. Приведу один фрагмент из Вашей миниатюры «В гостях у себя»:
«…Ходил я и просто по улицам. Знакомым улицам с уже незнакомыми людьми. И радовался всему, не видя недостатков… Может быть, потому что чувствовал себя в гостях на родине, оставленной когда-то в поисках славы. В гостях у своего народа, без меня поднимавшегося из завалов землетрясения, защитившего и строящего страну. В гостях у не дождавшихся меня родителей; у своих детей и внуков, возвращающих Армении мой долг; в гостях у друзей детства, не бросивших город в голод и холод, состарившие их преждевременно, но не остудившие их объятий при встречах со мной.
Я навестил их всех. Одних в старых домах, знакомых с детства, других в новых кварталах; а чьи-то имена я прочитал на стенах домов и эпитафиях. При мне появилась еще одна: ушел мой русский товарищ, влюблённый в нашу страну, говоривший на нашем языке и принятый благодарной нашей землей, помнящей, скольких армян приютила русская земля.»
Корр. Зная, что Вы учились в одном классе с нашими выдающимимя впоследствии гуманитариями Э.Р.Атаяном и Л.Г.Нерсесяном, предполагаю, что Вашей учительницей русского языка и литературы в школе была всеми любимая, многими почитаемая Тамара Аракеловна Тареканова, мать моего университетского преподавателя Э. Г. Аветяна. Бывая в его доме, я была знакома и с ней, — какой прекрасный, теперь уже, наверно, неповторимый русский язык, какое произношение, какая любовь к поэзии… Наверно, таким вот переплетением судеб, учительством и ученичеством и образуются корни – те корни, которые удерживают почву культуры.
Вопросы придумала и тексты В.А.Оганяна подобрала Наталья Абрамян
