На 81-м году жизни скончался петербургский живописец, график и театральный художник, участник группы «Одиннадцать», яркий участник «левого ЛОСХА». Его родители не пережили Великую Отечественную: мать умерла от голода, отец убит на войне. Подростком Аршакуни учится в художественной школе, потом оканчивает Репинский институт живописи, скульптуры и архитектуры. А затем всю жизнь — впрочем, успешно — борется с автоматизмом схватывания натуры и академическими приемами. Громкая известность приходит к нему с группой «Одиннадцать», куда входили еще девять живописцев и знаменитый скульптор Константин Симун, автор выдающегося памятника прорыву блокады «Разорванное кольцо» на Ладожском озере. Называть художественные объединения цифрой, отражающей количество участников, тогда было модно: Павел Никонов и другие пионеры «сурового стиля», почти ровесники Аршакуни, показывали свои работы под вывеской «группы восьми». И к тому же безопасно, ведь за любым громким названием товарищи из ЦК могли усмотреть враждебную советскому строю идеологическую установку.
Аршакуни рано нашел свою манеру. Под влиянием Мартироса Сарьяна и Петрова-Водкина, но без символистской подоплеки он писал жизнерадостные вариации на темы городского пейзажа. Понятно, что Ленинград неустанно подкидывал новые мотивы: причалы, трамвайные пути, уличные сцены. Таких художников, как Аршакуни, называют разрешенными модернистами (к их числу относится, например, и режиссер Юрий Любимов). Но нельзя забывать, что и им приходилось нелегко. Аршакуни вступил в Союз художников, когда ему было 30, сидел в правлении ЛОСХа. Красивой жизни и государственных заказов это не гарантировало. В одном из старых интервью он рассказывал о поиске работы: «Даже пытался два или три раза делать портреты членов политбюро. Чувствовал, что сам не научусь, но знал тех, кто их здорово делает. Я получал заказ и договаривался делить гонорар пополам. Начинал сам, переносил все по клеточкам, чтобы не утруждать мастера, сдавал работу, и, пока ходил в магазин за водочкой и закусочкой, член политбюро был готов».
Конечно, если сравнивать с намного более радикальными художниками 1960-х, у Аршакуни был гладкий путь. Его ровесник Владимир Шагин, член так называемого «арефьевского кружка», писал вроде бы то же самое, то есть город, только манера была посвободнее и сюжеты помрачнее. Шагина засовывали в психушки, а уж о портретах деятелей ЦК в качестве заработка и думать не приходилось. Тут, возможно, разница темпераментов сыграла свою роль: Аршакуни не смог бы написать безысходность и плохую погоду, даже если бы захотел. Его ретроспектива в питерском Манеже называется пусть казенно, но верно — «О радости земной». Открывается она 8 ноября.
Валентин Дьяконов
Подробнее:https://www.kommersant.ru/doc/2060684
Подробнее:https://www.kommersant.ru/doc/2060684
