Ашот ГАЗАЗЯН
Стасик облачился в свою новенькую пижаму и начал устраиваться в кресле перед телевизором. Вытянул ноги в новеньких тапочках – хороши! Прошедший день можно было бы запомнить именно благодаря этим двум, надо сказать, давно замышлявшимся, покупкам.
Санитар психиатрической клиники №2 Стасик Гундосов никогда ни в чём себе не отказывал – жил он один, с женой благополучно развёлся несколько лет назад, а следить за собой начал, не тогда, когда этого настоятельно требовала жена, а только сейчас. Конечно, приблизительно то же самое могло произойти, скажем, с сантехником Жорой Дороховым, что жил по соседству, но тот был или постоянно пьян или пьян на работе. Так что, то, что случилось, случилось именно со Стасиком Гундосовым, и это могут подтвердить, наверно, человек сорок.
…За окном послышался какой-то шум. Стасик лениво зевнул и пошёл посмотреть с балкона, кому это пришло в голову вопить так близко к полуночи. Это оказались пацаны из соседнего дома, давно облюбовавшие беседку у дома Стасика для своих игр в карты и распивания пива с гитарой.
Читайте также
«Ну ничего, – благодушно подумал санитар. – Пока посмотрю кино, они угомонятся».
«Хэллоуин. Двадцать лет спустя» шёл ровно два часа. Когда Стасик выключил свой телевизор, голоса за окном стали пьянее и громче. Видимо, пиво у ребят ещё не закончилось, да и подкидной, судя по всему, становился всё принципиальнее. Они кричали так, словно находились на стадионе и болели за свою любимую футбольную команду, которой грозит вылет в низший дивизион…
Стасику уже хотелось спать, но он понимал, что спать ему так просто не дадут. Он ещё походил по комнате, снова оглядел себя в зеркале с ног до головы – хороша пижамка! Снова налил себе чаю. Выжал в стакан остатки марокканского лимона. Повертел в руках уже прочитанную от первой до последней страницы газету. Полистал потрёпанный «Пентхаус», но на большее на этот раз почему-то не потянуло.
А голоса за окном не ослабевали. Вот и первый мат! Вот уже, видимо, кому-то в лоб дали, потому что этот кто-то страшно взвыл и ответил сразу двумя матами.
Стасик вспомнил, как однажды ночью покой мирно спящих жителей многоквартирного дома решила нарушить собака. Выла и выла сука! А ведь ещё и не к добру такой вой! Весь дом перебудила. Тогда грузин с шестого этажа так удачно метнул в неё бутылку из-под «Хванчкары», что собаки во дворе вообще перестали показываться. Все были довольны!
А ещё был случай, когда вот к таким вот пацанам со своего балкона на седьмом этаже обратился Серёга по кличке «Птичка». Трудно сказать, кому пришло в голову прозвать Серёгу Птичкой, когда в нём было 150 сантиметров роста и столько же килограммов. Но его побаивался даже участковый.
– Эй, там! – крикнул тогда Серёга собравшимся в беседке чужакам. – Ночь на дворе! Долго вы ещё шуметь будете?!.
Вежливо так крикнул.
А ему – снизу:
– Это кто там гавкает?
И тогда Серёга сказал:
– С тобой, свинья, не гавкает, а разговаривает Серёга-Птичка! Слыхал про такого?
Наверно, если бы Серёга не воровал на товарной станции кирпич и цемент, он обязательно стал бы каким-нибудь «капитаном Жегловым». Потому что был и страшным, и сильным, ну и в меру тупым.
Снизу раздался гогот:
– Пти-и-и-чка! Лети к нам, мы тебе в лоб дадим!!! Ха-ха-ха! И пёрышки пообрываем!
А ещё они выразились в смысле того, что, может быть, ему ещё и задницу бутылкой порвут. Пивной, представляете?
Видимо, не знали ребята те Серёгу. Не думали-не гадали они, что их гнусные предложения насчёт задницы вызовут в нашей Птичке неподдельный интерес, и он спустится к ним в беседку. Он спустился к ним в семейных трусах и грязной майке, вызвав своим видом ещё больше искреннего веселья. И тогда Серёга начал их бить. Бил долго, сосредоточенно так бил, обстоятельно, стараясь никого не обидеть невниманием. Бедные пацаны только головы прикрывали руками и скулили, как та собака, в которую грузин бутылку запускал…
А сегодня на месте ни Птички, ни грузина!
Стасик снова оглядел себя в зеркале – хорош! А карманы какие! А пуговицы! И думает: «А почему бы мне самому не разобраться с нарушителями общественного порядка, так сказать!»
Нельзя сказать, что мысль о том, что его могут побить, не посетила нашего санитара психиатрической больницы №2. Как раз посетила, и не раз. Но он отбросил все эти малодушные мысли, вполне трезво рассудив, что в случае чего, на выручку придут соседи – ведь никто же не спит!
– Эй, вы там! Два часа ночи! – выдохнул Стасик в темноту двора.
А ему – снизу:
– А кто у тебя, репа, время спрашивает!!!
И гогот, обидный такой.
– Ну я вам сейчас… – выйдя как бы окончательно из себя выкрикивает Стасик, и – к лифту.
Когда он вышел из подъезда, с удовлетворением отметил, что чуть ли не из всех окон дома высунулись соседи. Теперь неважно, любопытство их вытолкнуло из окон, или действительно уснуть не могли. Главное – они всё видят. И если что, поспеют на выручку. Не дадут несправедливости свершиться!
– Это ты, дядя, нам про время напомнил? – весело встретили его пацаны. – Иди сюда, мы тебе часы сломаем!
Стасику стало по-настоящему страшно. Не за часы. Он понимал – его будут бить. Но он всё надеялся, что соседи хотя бы милицию вызовут.
– Я… Я вам… – больше ему сказать ничего не дали. Били его долго и как бы вдохновенно. Только перекуривали иногда, когда руки и ноги уставали. Потом били членораздельно и отдельно по членам. Пижама Стасика теперь годилась разве что для мусорного бака у подъезда. Даже пуговички на ней сломали. И тапочки он потерял.
Но не о пижаме он теперь думал, совсем не о ней. Не потому, что не хотел, а потому, что не мог думать. Больше всего ему было обидно от того, что никто из соседей на помощь так и не поспешил. Хотя каким-то непонятным зрением из-за чужих ног он мог видеть, что голов в окнах становилось всё больше и больше. Что-то не сработало, хотя сработать могло. Даже должно было…
Последнее тонкое наблюдение, которое он успел сделать перед тем, как отключиться, было о том, что людям с таким же одинаковым удовольствием нравится наблюдать только за сексом в постороннем исполнении и за тем, как кого-то сильно бьют. Кого-то, совсем не их. Просто пока их очередь не подошла…
