Такое объяснение выступлению Шанта Арутюняна ночью 1 марта дал руководитель центра “Сотрудничество во имя демократии” Степан Даниелян
— Насколько нам известно, именно Вы предложили комиссару по правам человека Совета Европы Томасу Хаммарбергу встретиться в уголовно-исполнительном учреждении “Вардашен” с Шантом Арутюняном. Вы считаете его политзаключенным?
— Во время встречи с Томасом Хаммарбергом 13 июля я посоветовал ему при возможности встретиться с Шантом Арутюняном. Дело в том, что это классический случай – Арутюнян не участвовал в каких-либо действиях, до 1 марта никакой политической активности не проявлял, митинги не организовывал, не выступал. Сегодня он находится в тюрьме, а обвинение ему выдвинуто только на основании его выступления ночью 1 марта. После этих событий я часто встречался с Шантом, и мы подолгу обсуждали то, что произошло 1 марта и до этого. Он мне сказал, что до случившегося не выступал на митингах, и в этот день тоже не хотел выступать. Но когда началась стрельба, произошли столкновения, возникла паника и, возможно, началась бы толчея, в результате чего жертв было бы намного больше, он, не раздумывая, поднялся на трибуну. Шант рассказал мне, что в тот момент выступал Никол Пашинян, и когда начали стрелять, Никол растерялся и сказал ему: говори все, что взбредет в голову, все, что хочешь, только отвлеки людей, чтобы не было паники. Шант вырвал из рук Никола микрофон и начал говорить. Говорил то, что приходило в голову. Его единственной целью было успокоить людей, чтобы они перестали бояться выстрелов. Шант добился этой цели, опасность миновала.
— Взяв микрофон из рук Никола Пашиняна, Шант Арутюнян, в частности, заявил: “Каждый народ хотя бы раз за свою историю поднимается против царей и султанов, выходит на улицу и даже ценой тысяч жертв завоевывает право гражданина”. Вы думаете, орган предварительного следствия расценит эти слова как призыв к спокойствию?
— Шант сообщил мне, что на митинге он высказал несколько важных мыслей. В частности, провел параллели с французской революцией, отметив, что очень плохо, когда бывают жертвы. Однако ход истории иногда создает ситуации, когда развитие без жертв невозможно. Он привел примеры из истории, абсолютно не имея в виду, что в этот день тоже будут жертвы. Подчеркну: он начал выступать сразу после стрельбы, то есть своим выступлением он не мог спровоцировать столкновения.
— В комментариях больше всего нуждаются высказывания Шанта Арутюняна об ограблении магазинов 1 марта. Он заявил, что самые разные слои армянского общества, пользуясь случаем, пытаются принять участие в этих карательных действиях. “Если даже они грабят магазины олигархов, то, по всей видимости, совершают не грабеж. Это форма наказания, поскольку те надоели народу”. Признал ли тем самым Шант, что ответственность за эти действия несет оппозиция?
— Я хочу вновь вернуться к объяснениям Шанта, которые он дал после 1 марта. Подчеркну, что они предназначались не для прессы. Это было сказано во время дружеских встреч, откровенных разговоров. По его словам, во время митинга у памятника Мясникяну люди не знали, что на проспекте Маштоца грабят магазины. Он сообщил мне, что все время подходили люди, которые говорили, что на проспекте Маштоца уже ограблены два магазина. Все это не имело отношения к митингу. В своем выступлении Шант просто коснулся этих слухов, отметил, что ненависть к олигархам, накопившим свое богатство незаконным путем, слишком сильна и что именно это является причиной такого отношения. Это была просто точка зрения. В дальнейшем мы все видели, как происходило ограбление магазинов. Однако в тот момент никто, в том числе и Шант, не мог догадаться, что на самом деле происходит.
— В выступлении на митинге Шант Арутюнян также предсказал, что власть и в частности полицейские сбегут из Армении. “Не надо будет даже освобождать Левона Тер-Петросяна из полицейской блокады, поскольку я уверен, что утром около дома первого президента РА полицейских уже не будет”.
— Мы должны помнить, как была накалена атмосфера 1 марта, когда после утренней бойни на площади Свободы люди собрались у памятника Мясникяну. Мы должны понять эмоциональную сторону этого выступления и помнить, что в воздухе уже пахло порохом, выступавшие получали сведения о жертвах, число которых было, пожалуй, слишком преувеличено. Мы должны понять, что в экстремальной ситуации люди начинают мыслить иначе. И требовать, чтобы в подобных условиях человек отвечал за каждое свое слово, разумеется, несерьезно. Но если 1 марта власти действительно хотели обойтись без жертв, они, на мой взгляд, должны наградить Шанта Арутюняна, которому удалось отвлечь внимание людей и не допустить паники.