Если бы Евгений (не Дмитрий) Киселев приехал в Армению и, находясь в гостях в Национальном собрании, высказал мнение об армяно-российских отношениях, это стало бы темой всеобщего обсуждения? Если бы главный редактор «Новой газеты» Дмитрий Муратов рассказал кому-нибудь из нас, что в Ереване молодой таксист не смог с ним общаться на русском, усмотрели бы мы в этом «великодержавный шовинизм»? Конечно, нет.
Почему? Потому что упомянутые люди – журналисты. А мы, журналисты, должны представлять только самих себя и свои издания. Как только мы начинаем представлять какую-либо — власть, оппозицию, партию, экономическую группу, какое-либо государство или государственное ведомство, мы перестаем быть журналистами, и каждое написанное или произнесенное нами слово воспринимается как точка зрения данной группы или данного государства.
Дмитрий Киселев не журналист, он представитель агрессивной, топорной пропаганды Кремля, по сути, государственный чиновник, причем по своему реальному статусу стоящий намного выше, чем многие российские государственные мужи, почти «Министр правды» (если вспомнить известный роман Джорджа Оруэлла). Он точно один из тех трехсот награжденных тайным распоряжением Путина «журналистов», которые, по мнению президента РФ, «объективно освещали» события в Крыму.
Рассуждения какого-либо настоящего журналиста депутаты–республиканцы не слушали бы с таким вниманием. Если бы Дмитрий Киселев был журналистом, они бы не воспринимали с таким смирением «директивные указания» гостя, как нам следует организовывать нашу внутреннюю жизнь. А в данном случае главный посыл российского чиновника вполне ясен – хотите безопасности, должны принять и нашу тоталитарную культуру. Подчеркну — не русскую культуру, которая имеет прекрасные демократические традиции, а поступающие из сегодняшнего Кремля цивилизационные сигналы.
Читайте также
Не хочу обсуждать здесь мысли Киселева, они почти каждый день повторяются российскими должностными лицами, идеологами и пропагандистами самых различных уровней в речах, обрашенных к нам — гражданам Армении. Вместо этого еще раз обращусь к различию между журналистами и нежурналистами. Мне, например, трудно говорить со многими азербайджанскими коллегами, потому что они обычно общаются с нами как представители их государства и имеют некую обязательную программу»: «20 процентов оккупированных территорий, один миллион беженцев» и так далее.
Я предпочитаю также не вести дикуссии с местными, армянскими партийными агитаторами – мне интересен индивидуальный образ мышления, независимо от того, согласен я с ним или нет.
АРАМ АБРАМЯН
My respect!